Чужая роль
Шрифт:
— Нет, — прошептал он, обнимая Мэгги за талию.
— Не нужно, — бросила она, обхватив ногой его бедро и прижимаясь к нему.
— Что не нужно?
Она ухитрилась поднять вторую ногу и, обхватив руками его шею, змеей обвиться вокруг. Джим, что-то хрипло пробормотав, подхватил ее и внес в квартиру.
— Не нужно говорить «нет».
К тому времени, когда она вернулась домой, было уже почти девять и перед лифтом стояла целая очередь. Роуз ухитрилась втиснуться в переполненную кабинку и проигнорировать удушливый запах духов стоявшей рядом женщины.
— Клянусь, либо
Роуз старательно разглядывала свои ноги.
— Не знаю, у кого хватило совести это сделать! Тут живет столько аллергиков! — продолжала женщина.
Роуз в отчаянии посмотрела на указатель этажей. Третий. Еще тринадцать.
— Просто невероятно! Неужели людям все равно? Скажи им, что существуют правила, и они не постесняются ответить: «Может, и существуют — для других. Не для меня. Потому что я, видите ли, особенный».
Наконец источающая ароматы дама выползла из лифта, и Роуз добралась до своего этажа. Шагая по коридору, она, в надежде, что сестра дома, принялась репетировать речь.
«Мэгги, нам нужно многое обсудить. Собаке здесь не место. Междугородние звонки должны прекратиться. И мне нужна моя квартира. Мои туфли. И прежняя жизнь».
Она повернула ключ в замочной скважине, открыла дверь и оказалась в непроглядной темноте. Откуда-то слышались голоса, смешки, собачий скулеж.
— Мэгги! — окликнула она и тут заметила валявшийся на диване галстук. Ну вот, только этого и не хватало! Теперь сестрица приводит парней в ее квартиру и кувыркается с ними на ее кровати! — Мэгги! — заорала Роуз, направляясь в спальню.
Мэгги, абсолютно голая, если не считать новехоньких сапог Роуз, извивалась под голым Джимом Денверсом.
— О нет! — выдохнула Роуз.
Мэгги выбралась из-под Джима и вальяжно потянулась, демонстрируя сестре изящную спину, идеально округлую попку, длинные гладкие бедра. Потом неторопливо подобрала с пола футболку Джима, надела и величественно зашагала в прихожую, словно ступая по подиуму, под взглядами тысяч зрителей и вспышками камер. Джим бросил на Роуз пристыженный взгляд и натянул одеяло до подбородка.
Роуз зажала рукой рот, повернулась и ринулась в ванную комнату, где ее долго, мучительно рвало. Она спустила воду, умылась, мокрыми, дрожащими руками откинула назад волосы и вернулась в спальню. Джим успел натянуть трусы и старался как можно скорее привести себя в порядок. Роуз шагнула к нему.
— Убирайся, — велела она.
— Роуз… — умоляюще начал он, пытаясь взять ее за руку.
— Убирайся и возьми ее с собой. Я не желаю больше видеть ни ее, ни тебя.
— Роуз… — повторил он.
— Проваливай! Проваливай! Проваливай!
Она, словно со стороны, слышала, как с каждым словом голос поднимается все выше, превращаясь в визг. Слепо пошарила в поисках предмета потяжелее: лампы, подсвечника, книги. Все, что угодно, лишь бы швырнуть ему в голову!
Рука наткнулась на флакон массажного, пахнувшего сандалом масла. Без колпачка: видно, маслом недавно пользовались. Само собой, куплено на кредитную карточку Мэгги. Еще один счет, который сестра никогда не оплатит.
Роуз размахнулась и изо всех сил метнула флакон в Джима, жалея, что он не стеклянный. Что не разобьется и не поранит его осколками.
Пузырек отскочил от груди Джима, не причинив никакого вреда, и покатился по полу, разбрызгивая масло.
— Прости, — пробормотал Джим, отводя глаза.
— Прааасти! — передразнила Роуз. — Воображаешь, что принесешь извинения, и все? — Ее трясло от гнева. — Как ты мог? Как мог?
Она пробежала через гостиную, где сидела Мэгги, переключая каналы, ворвалась на кухню, схватила большой пакет для мусора и принялась бросать туда все, что принадлежало этой парочке: сигареты и зажигалку Мэгги, портфель Джима, которым предварительно треснула о стену так, что внутри раздался жалобный звон, словно что-то разбилось. Побежала в ванную, запихнула в пакет чулки и лифчики Мэгги, лоскутки черного и кремового синтетического атласа, висевшие на перекладине душевой занавески. Потом вернулась в спальню. Джим все еще возился с брюками. Роуз, не обращая на него внимания, схватила настольное пособие Мэгги «Пятьдесят лучших резюме», сгребла лак для ногтей, средство для удаления лака, бесчисленные коробочки, тюбики, баночки с румянами, тональным кремом, тушью, муссом для волос, короткие топики, узкие джинсы и сногсшибательные ботинки «Доктор Мартене».
— Вон, вон, вон, — повторяла она, набивая пакет.
— Говоришь сама с собой, Рози-Пози? — окликнула Мэгги. Издевка, произнесенная дрожащим голосом. — Не стоит. А то люди скажут, что ты спятила.
Вместо ответа Роуз швырнула кроссовку, метя в голову сестры. Мэгги увернулась, и кроссовка отскочила от стены.
— Убирайся из моего дома, — четко выговорила Роуз, — и чтобы ноги твоей больше здесь не было.
— Ноги, значит? — ухмыльнулась Мэгги, направляясь в ванную. — Что ж. Как-нибудь переживу.
Задыхающаяся, потная Роуз втащила пакет в спальню. Джим почти оделся, если не считать ботинок.
— Видимо, не имеет смысла повторять, что мне очень жаль.
Вид у него был не столько потрясенный, сколько сконфуженный.
— Прибереги извинения для тех, кому есть до тебя дело, — бросила Роуз.
— Но я все-таки скажу. — Он громко откашлялся. — Прости меня, Роуз. Ты заслуживаешь лучшего.
— Дрянь, — сказала она, глухо, без всякого выражения, и собственный, какой-то мертвенный, голос поразил ее. Напомнил о ком-то из дальнего-дальнего прошлого. Словно все это происходило не с ней. И не здесь.
— С моей сестрой, — ужаснулась она. — С моей сестрой…
— Прости, — повторил Джим.
Мэгги, стоявшая в коридоре и успевшая одеться в разрисованные джинсы и топ на тонких бретельках, молчала.
— Знаешь, что самое трагичное… или жалкое во всей этой истории? Я могла бы любить тебя. Любить по-настоящему. А Мэгги уже через два дня забудет, как тебя зовут! — выпалила Роуз, чувствуя, как слова, ненавистные, запретные слова, которые она никогда бы не посмела произнести раньше, бурлят в груди. Она хотела попытаться остановить их поток, но тут же пожала плечами. Зачем? Разве эти двое пытались удержать себя от того, что произошло на ее постели?