Чужая в чужом море
Шрифт:
— Честно говоря, я не знал, как писать такие обращения. До этого, я писал инструкции гражданским пилотам и технические статьи. Но, как министр ВВС, я обязан был как–то настроить военных пилотов на их задачи. Я собрал специальную литературу о том, как составлять обращения к военнослужащим, и действовал, как там рекомендовалось.
— А какими конкретно книгами вы пользовались?
— Во–первых, я использовал литературу времен II Мировой войны.
— Германскую? – уточнила судья.
— Прежде всего – да. Все–таки оригиналы на родном языке. Но я, разумеется, прочел и литературу стран–победителей. СССР, США
Тин Фан кивнула, перелистывая бумажки, а потом спросила.
— Какие именно образцы вы использовали наиболее часто?
— Обращения Германа Геринга к пилотам Luftwaffe, — спокойно ответил Штаубе, — Они написаны на моем родном языке и оказалось, что они легко переводятся на Africaans.
— А вам не приходило в голову, что это дерьмовый образец?
— К сожалению, сен судья, все образцы примерно одинаковы, а я должен был посылать пилотов на задания, где они рисковали жизнью. Идти на такое задание, не веря в свою цель – это самоубийство. Так утверждают все книги по военному делу.
— Вы могли бы использовать наши образцы, — заметила Тин Фан, – я была резервистом и хорошо помню: перед рискованными заданиями нам говорили совсем другие слова.
— Эти слова годятся только там, где установлена Великая Хартия, — возразил Штаубе.
— Да, — задумчиво произнесла судья, — Это так. У меня нет больше вопросов.
— Присядьте, сен Штаубе, — распорядился Ашур, — У кого есть еще замечания по делу?
С места вскочила Ллаки Латтэ.
— А можно я скажу?
— Слушаем вас. Говорите.
— Я нашла в интернет, что эти трибуналы начинаются с Нюрнбергского и Токийского процессов, после II мировой войны. Оффи обосрали весь мир, а крайними сделали тех оффи, которые проиграли. Остальные, как бы, и не виноваты. С тех пор они так делают каждый раз, когда накапливаются проблемы. Выбирают среди своих самого слабого и ненужного, побеждают его, судят, делают его крайним и вешают или сажают в тюрьму. Сейчас они хотят сделать крайним Штаубе, потому что он ушел из военных министров. Раньше они бы испугались, что он врежет бомбой по этой Гааге, а сейчас они не боятся, потому что у него нет бомбы. Американский FBI поймал европейских оффи на том, что они в Африке вырезали органы из пленных. Если Штаубе отдать Гааге, то его сделают крайним за то, что творили в Африке исламисты и европейские оффи. Вот!
Ашур и Макрин переглянулись. Тин Фан кивнула. Затем все трое шептались примерно полминуты, при гробовом молчании зала. После этого Ашур встал и объявил:
— Герхард Штаубе. Суд находит вашу деятельность в качестве министра ВВС Шонаока весьма сомнительной, так что 3 года вы будете находиться под надзором полиции. Это никак не затронет ваши базисные права, кроме права на конфиденциальность частной жизни. При этом, суд определил, что обвинения, предъявленные вам международным трибуналом, являются ложными. Вы свободны, идите, занимайтесь своими делами.
— Спасибо, сен судья, — сказал Штаубе, — А как часто я должен отмечаться в полиции?
— Вообще не должны. Они сами разберутся. Все, заседание окончено… Что вы хотите, герр Эйнфогел? Вам что–то непонятно в решении суда?
— Я просто хотел уточнить. Вы отказываете в требовании выдачи Штаубе трибуналу?
— Разумеется, отказываем. Неужели это не ясно из решения?
— Тогда почему вы не объявляете об этом прямо?
— Бюрократия, – проворчал Ашур, взял толстый черный маркер и написал на бланке трибунала с запросом на выдачу Штаубе, поперек отпечатанного текста, одно слово «REFUSE», — Возьмите свою бумажку и подшейте, куда хотите… Хей, сен Штаубе! Скажите своим женщинам, чтобы они не хулиганили. Что о нас подумают в мире!?
***
Камера теле–репортера повернулась в сторону причала полицейского департамента Арораэ. Примерно в двадцати шагах от служебного самолета «Extra–Flugzeugbau» с эмблемой международного трибунала на фюзеляже, висел в воздухе трехметровый розовый воздушный шар в форме кисти руки, сжатой в кулак с отставленным вверх средним пальцем. Дики и Рали деловито привязывали шнур этого шара к перилам ограждения. Через пару минут Штаубе, протолкавшийся через кольцо хохочущих зрителей, подошел к девушкам и пол–минуты что–то им доказывал, после чего Рали намотала шнур себе на руку, и все трое направились в сторону своего пирса. Шар медленно плыл за ними по воздуху. Огромный средний палец покачивался на фоне безоблачного лазурного неба, как будто лениво грозил кому–то…
…
=======================================
90 — Будущий БИОМЕХАНИЧЕСКИЙ ГУМАНИЗМ.
Дата/Время: 1 марта 23 года Хартии. Ночь и утро.
Место: Канада, Новая Шотландия, Галифакса.
Таунхаус в субурбе, кватира мисс Ронеро.
=======================================
Элеа хихикнула, потянулась по–кошачьи, и лекторским тоном произнесла:
— Ну, вот. В соответствие с прогнозом, герр прокурор послан на этот самый палец.
— А мне показалось, что в какой–то момент у суда были сомнения, — заметила Жанна.
— Это у прокурора были сомнения. Он рассчитывал, что Верховный суд обидится на Штаубе за речи, заимствованные у европейских нацистов, и выдаст его. Ага, щас…
Меганезийка сжала кулачок и повторила жест розового воздушного шара.
Фрэдди закурил очередную сигарету и саркастически хмыкнул.
— А что должен был сделать этот Штаубе, чтобы его выдали? Публично съесть миллион негров? Сбросить на кого–нибудь атомную бомбу?
— Ты не врубился, бро, — ответила Элеа, — Наш Верховный суд вообще никогда не выдает политических преступников. Их могут посадить или грохнуть здесь, но не выдать.
— Это действительно так, — подтвердила Жанна, — я общалась на островах Элаусестере с comrade Гаэтано из «Brigada Rossa Nova». Она сбила над Римом самолет с делегацией христианских консерваторов, и бежала в Меганезию. Суд ее оправдал.
— Она тоже была министром каких–нибудь ВВС? – спросил Фрэдди.
— Нет. Она работала в пиццерии. А самолет сбила чем–то вроде «Стингера».