Чужая воля

Леж Юрий

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

… — Вообще, было у нас простенькое такое задание с Валериком — не дать тебе сегодняшней ночью погибнуть в автокатастрофе… тот большегруз, что в твою машину-то врезался, должен был прямо лоб в лоб, только бы металлолом остался на трассе… но — видишь, как получилось из-за природной бестолковости моего напарника. А сесть впереди я сама не могла. И ты бы, дед, не понял этого, да и охранник твой бдительный тут же бы неладное заподозрил…

Некта тяжело вздохнула, переводя дух. Она уже давно так много и откровенно не говорила, и хорошо еще, что старик оказался восприимчивым, наверное, благодаря возрасту, а может, более гибкой, пластичной, чем у остальных обитателей этого Отражения, психике. Не стал креститься, отмахиваться и звать на помощь врачей, не насмешничал в душе — это агентесса видела

также отчетливо, как дольки апельсина на тумбочке — не советовал отдохнуть, придти в себя после аварии и уж тем более — обратиться к психиатру, а как-то сразу, без сомнений, принял на веру слова пришелицы из Преисподней.

И за разговорами, вопросами и ответами, странными воспоминаниями Некты о том, чего никогда не было в этом Отражении, они будто и не заметили, как за широкими окнами больничной палаты ночная мгла постепенно посерела, посветлела, уступая начинающемуся сумрачному осеннему утру.

А когда из коридора явственно донесся легкий топоток приходящих на работу врачей и медсестер, негромкий говор передающего друг другу дежурство персонала, Некта прервалась едва ли не на полуслове, внимательно прислушиваясь к происходящему за стенами, и вернулась в разговоре уже к неизбежной текучке суетных дел:

— Знаешь, дед, мне уже пора… застанут здесь — скандальчик будет гарантирован, ты же этих эскулапов получше меня знаешь, любят они власть свою показать, иной раз по делу, а чаще — просто для самоутверждения. А ты готовься, тебя отсюда, из больницы то есть, сегодня и завтра точно не выпустят, помяни мое слово…

— Ну, так уж и не выпустят? — усомнился старик. — Я вообще не пострадал… и чувствую себя совершенно здоровым…

— Знаешь, как они всей ночной сменой тут трепетали при одном только упоминании о тебе? — засмеялась агентесса. — Так что — хочешь-не хочешь, а готовься, достанется тебе всяких процедур по полной программе.

Она поднялась со стула, с наслаждением потягиваясь, разминая слегка затекшие мышцы ног и спины… и в этот момент в пустую палату деловито вошел немолодой, толстенький врач в салатовом халате и смешной, похожей на беретку шапочке на голове. Он успел сделать парочку по-хозяйски уверенных шагов в направлении постели старика и только после этого заметил потягивающуюся Некту. Готовые сорваться с языка врача слова: «Ну-с, уважаемый, как мы себя чувствуем?» застряли где-то между голосовыми связками и языком. Обиженно поджав губы, доктор резко развернулся и буквально вылетел через открытую дверь в коридор, и уже оттуда донесся его громкий, высокий и пронзительный голос, требующий от дежурной медсестры, попавшейся под горячую руку, немедленно разъяснить — «Почему в палате находятся посторонние?», «Что они там делают в ранний утренний час?», «Кто все это устроил и кто будет отвечать за содеянное безобразие?», и, вообще, «Всех немедленно вон!», «Что за глупые шутки!» и «Вас придется наказать за это!».

Судя по реакции медсестры, беспомощно и недоуменно оправдывающейся перед врачом, похоже — заведующим всем кардиологическим отделением, её коллега из ночной смены не сочла нужным предупредить сменщицу о посещении больного неожиданно объявившейся родственницей, а может, просто решила, что агентесса покинет палату задолго до начала рабочего дня.

— Вот теперь — точно пора, — хихикнул Некта, прихватывая со спинки стула, на котором только что сидела, короткую темно-серую курточку. — Пойду я отсыпаться, дед, да и тебе отдохнуть после ночного бдения не помешает. Знаешь, давай так и договоримся: ты днем тоже спи побольше, а по ночам я буду приходить, не так уж это сложно — сюда проникнуть, небось, не Монсальват эта больница, и мы еще поболтаем, ладно?

— А если меня переведут в другую палату? — забеспокоился старик.

— Ерунда… даже если ты переедешь на другой этаж, и у палаты поставят вооруженную охрану, я приду через два часа после полуночи, — безапелляционно заявила агентесса уже от дверей, и судья с удивлением понял, что это не самоуверенность едва вышедшей из подросткового возраста девчушки, а уверенность в себе много повидавшей и испытавшей в жизни женщины.

На секунду застыв у дверного проема, будто сосредотачиваясь перед серьезным и ответственным делом, Некта стремительно и плавно рванулась вперед, в ярко освещенный гулкий коридор и — будто бы растворилась в воздухе… что это было — человеческое умение или вмешательство потусторонних сил — старик не понял, да уже и не хотел, и не успевал понять: в палату неторопливо и несколько даже торжественно входила целая делегация из полутора десятков врачей, медсестер, заведующих хозяйством и, похоже, даже ночных сторожей больницы. Возглавлял шествие очень солидный, неторопливо-задумчивый плотно сложенный широкоплечий мужчина в возрасте далеко за шестьдесят, обладатель густой седой взлохмаченной шевелюры и аккуратно постриженной, но тоже уже взбаламученной беспокойными руками бородки с проседью.

— Ну-с, уважаемый, как мы себя чувствуем? — провозгласил врач, остановившись у постели Ивана Кузьмича и выждав пару секунд, пока его свита не займет свои места за спиной этакого «монарха» от медицины, старательно выстраиваясь полукругом.

«Началось, — с легкой тоской подумал судья. — Все, как говорила Некта… жаль, что её не будет до самой ночи…»

По пути из палаты старика до запасного выхода из больницы, выводящего в небольшой скверик с голыми по осеннему времени кустами сирени и полудесятком развесистых высоких лип, Некта продела в рукава небрежно наброшенную на плечи короткую куртку и встретила уличный холод вполне подготовленной. Быстро и незаметно, как учил её еще Симон — где он теперь? в каком Отражении? чем занимается? — прошмыгнув вдоль больничной стены к небольшой калитке в высокой кованой ограде, агентесса привычно огляделась по сторонам: вокруг было тихо, спокойно и безмятежно, даже на миг показалось, что нет рядом бурлящего утренней жизнью большого города. К сожалению, так только показалось; стоило девушке перейти через улицу и пробраться проходным двором к следующей, как она попала в угрюмую, невыспавшуюся, двигающуюся с устрашающим однообразием автоматов, толпу полуспящих на ходу клерков, приказчиков и прочих конторских работников. Эта угрюмая, мутная волна, вторая уже пиковая после начинающих рабочих день на пару часов раньше пролетариев, подхватила Некту, будто легкое перышко, и словно на руках пронесла несколько сот метров по улице, протащила через турникеты, поддержала на эскалаторе и внесла. втиснула в переполненный вагон метро. Воспользовавшись своей «малогабаритностью», агентесса, ловко просочившись и забившись в дальний от входных дверей угол, на несколько мгновений задумалась — куда же она едет? С одной стороны наполненный приключениями вечер и бессонная ночь в больнице, у постели старика, предполагали усталость, желание завалиться куда-нибудь в тихий уголок и как следует выспаться, а с другой — молодой организм вовсе не желал терять драгоценное время очередной жизни на такие глупости, как сон. Непроизвольно зевнув — ведь и вокруг нее тесно прижавшиеся друг к другу люди непрерывно и судорожно зевали или безуспешно пытались сдержаться — Некта сообразила, что тянет её в Университет так, будто больше деваться ей сейчас просто некуда. И это была не какая-то тривиальная тяга к знаниям, хотя иной раз лекции в местной alma mater читали светила мировой науки; в старинные помещения с высокими потолками и амфитеатрами лекционных залов, в просторные, прокуренные коридоры, в шумную компанию беззаботных студентов и студенток агентессу толкало что-то инфернальное, метафизическое, чья-то иная, едва ощутимая чужая воля, удивительным образом совпавшая на какой-то момент с собственными желаниями Некты.

Кое-как, помогая себе локтями и коленями, агентесса выскользнула из вагона за пару станций до выхода на пересадку основного потока мелкого офисного планктона, на платформе, чуть отойдя в сторону, критически осмотрела себя — кажется, куртка цела, узкие брючки из плотного темно-серого хлопка никто не порвал, невысокие сапожки почти без каблука не оттоптаны десятками ног. Значит, можно передвигаться дальше.

Эскалатор, истоптанный миллионами подошв, сумрачный, кажется, едва освещенный по сравнению с платформой вестибюль станции, а следом за ними и узкий проулок, ведущий к десятку старинных корпусов местного Университета, были практически пусты. Удивленная Некта, глянув мельком на часы, сообразила, что не подгадывая, случайно, она попала в самый разгар первых, утренних лекций, до окончания которых оставалось еще больше часа, вот тогда и заполнятся студентами и метро, и переулок.

На тяжелый звук открываемой старинной, наверное, еще в прошлом веке изготовленной, массивной входной двери, будто сторожевая собака на посторонний шум, очнулась и подскочила за своей небольшой конторкой вахтерша. Конечно, в те пиковые моменты, когда студенты валом валили на лекции, она никогда бы не подумала проверять у них документы, удостоверяющие право на вход в здание alma mater, но сейчас пожилая заскучавшая женщина просто не могла не наброситься на Некту со всей отчаянностью исполняющего свой священный долг человека.