Чужая война
Шрифт:
Арлинга сердито окрикнул Сейфуллах, и купцов пришлось оставить. Впрочем, город Иштувэга в то утро вспоминали многие. Они не прошли и десятка салей, как наткнулись на двух женщин, которые возвращались через порт с рынка, обсуждая неизвестную болезнь, вспыхнувшую в Иштувэга. Виновником несчастья тоже считали Маргаджана. В городе уже было столько больных, что они не помещались в больницах, и их свозили в Туманную Башню, построенную еще во время эпидемии чумы, которая хозяйничала в Сикелии сто лет назад.
Туманная Башня была печально знаменита далеко за пределами северного города. Возведенная в самом труднодоступном
Они прошли ряд скрипучих лодок и вышли на такую же пристань. Она пела разными голосами, и Регарди отчетливо ощущал, как доски поддавались игре волн, слегка раскачиваясь в пенных брызгах. Двое рыбаков, разбирающих снасти, болтали про керхов. Халруджи не интересовали дети пустыни, но когда он услышал слова «деревня за Мертвецом» и «дюжина изрезанных на куски кочевников», настроение, испорченное с утра планами Сейфуллаха, стало совсем отвратительным.
– Хорошая была драка, – скрипел просушенный морским ветром голос. – Говорят, одного керха разрубили на восемь кусков. Отдельно ноги и руки, потом голова и тело – еще на три части. Зверье не успело все пожрать, когда деревню нашел патруль, но братуха рассказывал, что зрелище было то еще. Адское. Рубились серьезно. Власти говорят, что это керхские племена разборки устроили. Они ребята жесткие, если что не по-ихнему, сразу голову с плеч. Сейчас засуха, колодец какой не поделили, вот и покромсали друг друга. Странно только, что так близко к Фардосу. Обычно они свои дела глубоко в песках прячут. Хотя все меняется. Пустыня наступает, а керхи бродят под самым носом. В Согдарию надо валить, к драганам.
– «К драганам…», – передразнил говорящего другой голос. – А я слышал, что керхи как раз в той рубке драганов обвиняют. Мол, патруль всех порезал. И сейчас они злобствуют. Если бы это были местные разборки, торговцев не трогали бы. Слыхал про караван из Хорасона? Его три дня назад ограбили на Большом Тракте. На деньги даже не посмотрели. Весь товар забрали, караванщиков продали в рабство, а пятнадцать самых знатных купцов изрубили на части. Говорят, столько же было убито керхов в той деревни у Фардоса. Это месть была, и она будет продолжаться. Так что, я думаю это дело рук драганов. Только зря они это затеяли. У керхского чудища много голов, вот только главной нет. Драганы будут мечами махать, а наши женщины своих мужей-купцов оплакивать.
Арлинг проглотил ком, застрявший в горле, и подошел к Сейфуллаху, который нашел своего капитана. Идея послушать последние новости города оказалась не самой удачной. Такие слухи ему не нравились. День уже ничем нельзя было исправить.
Капитан оказался старым. Регарди даже удивился, что в такие годы он мог передвигаться без костылей. Его дряхлость ощущалась в каждом вздохе, проходящем через просмоленную глотку морского волка. Он принял их на такой же побитой ветрами и морем барже, которую на плаву держали чудо и любовь команды. Матросы возились на палубе, словно мыши, готовившие дом к зимнему шторму. И, похоже, их совсем не заботило то, что у их крепости соломенная крыша и бумажные стены.
Капитан носил колоритное имя – Гайс Нильский. И, конечно, он был шибанцем. Кто еще мог быть настолько сумасшедшим, чтобы возить контрабанду на опальные острова?
– Зря слепого привел, не к добру, – проскрипел старик, тыча в Арлинга заскорузлым пальцем, с которого капал бараний жир, пачкая роскошный ковер из белого ахара, устилавший каюту. Они застали капитана за трапезой, которую он любезно предложил с ним разделить, но, к радости Регарди, Сейфуллах отказался. Мясо в котелке подозрительно пахло журависом, а кофе имел странный аромат незнакомой специи.
Переговоры были недолгими. Капитан потребовал за услуги огромную сумму, которую было трудно произнести. Сейфуллах, следуя кучеярским традициям и зову крови, попытался сбить цену, но натолкнулся на толстокаменную стену шибанского непонимания. Южные соседи славились особой устойчивостью к талантам кучеяров вести торги, которые обычно заканчивались поражением последних. Капитан Гайс не стал исключением. Сейфуллаху очень хотелось на Птичьи Острова, а шибанец прекрасно знал, что кроме него никто туда в ближайший месяц не поплывет.
В результате, он забрал весь мешок золота в качестве залога с условием, что Аджухам принесет еще четыре на следующее утро. Арлингу было интересно одно – останутся ли каргалы столь же преданными мальчишке, когда узнают, что он променял почти все золото на сомнительное путешествие. И если нет, то насколько далеко он, халруджи, сможет зайти, если конфликт состоится. Ему уже давно хотелось отрубить головы обоим. За время, проведенное вместе в пустыне, каргалы превратились в болезненную мозоль.
– Его туда не бери, – сказал капитан Гайс напоследок. – Драганов они на дух не переносят. Если увидят на моем корабле, пристрелят и меня, и его. Или съедят.
– Я тебе плачу целую кучу золота, – сердито ответил Сейфуллах. – Уж постарайся что-нибудь придумать, чтобы его не увидели. Ты же как-то провозишь контрабандные зеркала. Так вот представь, что халруджи – большое зеркало. Или я найду другого капитана.
Гайс что-то пробурчал в ответ, но Арлинг сделал вывод, что золота он потребовал действительно много. И ему не хотелось так легко с ним расставаться. Похоже, предстояла малопривлекательная поездка в тесном трюме. Где еще капитан мог его спрятать?
С этими невеселыми мыслями, Регарди покинул старую баржу, которая в скором времени должна была доставить их туда, где ему меньше всего хотелось быть. Несмотря на то что торг не удался, Аджухам пребывал в хорошем настроении. Предоставив халруджи право вести лошадь, он напевал себе под нос, с царским видом разглядывая прохожих.
– В корчму, – скомандовал Сейфуллах. – В любую, где подают хороший плов и настоящую мохану. Я зверски проголодался.
Пить с утра было не лучшей идеей, и Арлинг приготовился к напряженному разговору. Пьяный Аджухам был плохо управляем и доставлял много хлопот.