Чужая война
Шрифт:
Арлинг не доверял кучеярам, однако был вынужден рисковать, поручая незнакомцу охранять жизни дорогих ему людей. Вулкан должен был проводить их до Самрии, оставить Альмас в порту у подруги, посадить Ларса на корабль в Ерифрею и при желании отправиться вместе с ним на Северный Континент. На деньги, украденные у Пиров, Арлинг купил три места в караване, который уходил из Иштувэга на рассвете.
Прощание было недолгим, но запомнилось Арлингу навсегда.
– Я не знаю, кто ты, но, наверное, не хочу знать, – сказал ему мастаршильдец, горячо пожимая ему руку. – Мне нечего дать тебе в благодарность кроме совета. Постарайся жить так, чтобы смерти досталось как можно меньше того, что она может уничтожить. Судьба – хрупкая штука. Ее разбить легче, чем стекло. Мне кажется, что я встречал тебя где-то раньше, но, возможно, ты мне просто снился. Как снятся
– Не благодари меня, старик, – обнял его Регарди. – Тебе действительно лучше не знать, кто я. Будем считать, что мы друг другу приснились.
С Альмас все оказалось сложнее.
Она долго плакала у него на груди, запретив себя успокаивать.
– Так надо, так надо, – шептала она, вытирая слезы шалью. – Мы ведь не увидимся больше.
– Кто знает, – Арлинг заставил себя улыбнуться. – Если у тебя будут трудности, найди Джавада Рома или командира регулярной армии Евгениуса. Скажи, что ты от меня. Они помогут.
– Ты уверен, что не хочешь поехать с нами? – с надеждой спросила Альмас.
– Мне нужно в Пустошь, – уверенно солгал Арлинг. – Учитель давно ждет меня там. Что это?
Девушка протягивала ему свернутый кусок шелка. Он был почти невесом и пах апельсинами и левкоем. Он пах Альмас.
– На память, – прошептала она. – Прядь моих волос. Она будет хранить тебя в пути, как я буду хранить тебя в сердце.
Арлинг поклонился и спрятал сверток туда, где находились память от других людей, которых он больше не встретит. Курагий, отданный ему Сахаром после Испытания Невиновностью. Прах Беркута, который он до сих пор носил, не решаясь расстаться. Теперь вот – волосы Альмас.
«Не хватает чего-нибудь от имана и Сейфуллаха», – горько подумал Арлинг, тут же устыдившись собственных мыслей. Альмас открыла ему свое сердце, он же не смог дать ей ничего кроме этой поездки, которая могла закончиться совсем не так, как он представлял.
Крепко прижав к себе Альмас в последний раз, он кивнул Ларсу и покинул чердак так быстро, как позволяли ноги.
О том, что он отправлялся в Туманную Башню, Регарди признался только Вулкану.
– Когда ты добровольно продал себя на рудники, я решил, что ты дурак, – сказал тот. – Но теперь я знаю. Ты – сумасшедший. Ивэи – не одно и то же, что надсмотрщики Подземки. Если тебе удалось ускользнуть от надзирателей, – хотя ума не приложу как, – то от стражей Белой Язвы уйти невозможно. Или они тебя, или их госпожа. К Башне нельзя подойти ближе, чем на сто салей. Те, кто не верят и пробуют освободить родственников, заболевают сами и умирают в страшных мучениях. Вокруг Башни есть круг, отсыпанный из битого кирпича. Переступишь за него и можешь обратно не выходить. Ивэи подберут тебя через час, когда по всему твоему телу вскочат гнойные нарывы. Твоего друга давно нет в живых. Возможно, он и был здоров, когда его забирали из Подземки, но, очутившись в Башне, он стал таким же, как все – зараженным Белой Язвой. Сомневаюсь, что у него получилось сбежать от ивэев по дороге. Они, словно клещи. Раз ты попал в их телегу, встать с нее сможешь только для того, чтобы пересесть в корзину, которая поднимет тебя в «больничку». Сколько дней назад его забрали? Даже если ты найдешь его, то только для того, чтобы сказать «прощай». Дольше семи дней с Язвой не живут. Он сглупил, не повторяй его ошибок. Здесь, в Иштувэга, за смертью далеко ходить не надо. Если надоело жить, ступай к страже и скажи, что ты незаконный переселенец с юга. Они тебя быстро укоротят на четверть саля сверху.
Арлинг выслушал его внимательно и с уважением. Хоть он и не доверял вору, Вулкан ему нравился, и он жалел, что они не встретились раньше.
– Жить и не совершать ошибок невозможно, – кивнул ему Регарди. – Позаботься о моих друзьях. И пусть боги будут тобой довольны. Или хотя бы один из них.
– Да уж, черт возьми, – согласился вор. – Не хотелось бы оказаться в Самрии, когда ее засыплет песком. Однако, я постараюсь умереть по-царски – стоя.
Они расстались с последними погасшими звездами. Караван с грузом шелка увез беглого раба Подземки, самую красивую девушку Сикелии и вора, который имел слишком много долгов, на запад, а халруджи направил своих верблюдов на восток. Его друзьям предстояло пройти опасные земли Восточного Такыра, Каньон Поющих Душ и Фардосские Степи, где уже бушевали самумы. Если все будет хорошо – на них не нападут керхи, никто не заболеет Белой Язвой, и им удастся избежать встречи с армией Маргаджана, – они доберутся до столицы через три недели.
Путь Арлинга будет короче. Он закончится вечером у Туманной Башни. В отличие от его друзей, у него могло быть все хорошо только в одном случае.
Если Сейфуллах Аджухам был еще жив.
Глава 10. Туманная башня
Там, где сомкнулись равнина и горы, там, где кончались пески, и начинался камень, гордо подпирала небо Туманная Башня.
Каменный гребень, протянувшейся от подошвы Исфахана к его вершине, со временем стал похож на скелет гигантского ящера, разрушенного ветром и пустыней. Ветер, полный песка и пыли, вылепил в нем причудливые карнизы и выступы, но сам хребет был сотворен неведомыми силами. Давным-давно они разрезали его вдоль, отчего южная половина сползла вниз, в пропасть, а другая, северная, подпрыгнув, взметнулась к небу. Северная сторона с одного бока образовывала отвесную, неприступную стену, на вершине которой возвышалась Туманная Башня. Даже самый опытный строитель не отличил бы, где заканчивалась скала и начиналась каменная кладка. Древняя цитадель казалась гнилым зубом, уродливым наростом, нелепым подобием того, что не успела закончить природа.
Ее шпиль упирался в облака, а подножье пряталось на дне глубокого ущелья, из которого поднимались гнилостные испарения, и вился туман, окутывающий башню, словно газовая вуаль красавицу. От этого силуэт цитадели казался размытым и нечетким даже в ясную погоду. Крепость можно было увидеть только с последнего пограничного поста Иштувэга, но Арлинг почувствовал ее раньше. Туманная Башня была грозовым облаком, из которого родится еще один шторм его жизни. Возможно, последний.
Халруджи легко нашел границу, о которой говорил Ларс. Невысокий бордюр из белого кирпича был выложен так тщательно и ровно, словно кто-то каждый день заботливо поправлял его. И хотя оживленный иштувэгский тракт находился неподалеку, у границы, отделявшей мир ивэев от мира людей, было пусто.
Притаившись в кустах тамариска, Арлинг долго наблюдал за немногими кучеярами, которые пытались спасти родных из плена ивэев. С остановками и оглядками люди доходили до узкой полосы из кирпичей, но, покрутившись поблизости, убегали прочь, не в силах побороть страх перед смертью. Они были похожи на бабочек, которые знали, что манящий свет Туманной Башни, убьет их. Иштувэгцы верили, что болезнь неминуемо одолеет каждого, кто шагнет за белые кирпичи.
Дождавшись ночи, халруджи шагнул. Ничего не произошло. Воздух по-прежнему пах дымом костров, которые с наступлением темноты развели беженцы в палаточном лагере вокруг Иштувэга. Ветер утих, обнажив звуки ночных гор. С ближайшего склона сорвался камень и с гулким эхом пересчитал выступы до подножья. Легкий перестук копыт и едва слышный шорох мягких лап подсказали о скорой трагедии, которая разыграется в чьей-то жизни. Козел передвигался по склону осторожно и чутко, но горный лев уже готовился к прыжку. Это были последние признаки жизни, которые удалось заметить Арлингу.
Некоторое время он брел по иссушенной до звона земле, слушая звуки недолгой борьбы козла и пумы, и чувствуя, как сухая низкая трава цепляется за сапоги. Трава кончилась через сто салей, сменившись полосой каменистого крошева. Дорога ивэев, которая вилась неподалеку, была утоптанней и пологой, но Регарди поднимался в стороне от нее. В темноте его не могли заметить с башни, однако на риск у него не было ни времени, ни права. Впрочем, пока других людей на полосе отчуждения не наблюдалось. Белая Язва хорошо охраняла свои владения – здесь все высохло и замерло, словно в царстве мертвых.
Гадая, почему болезнь не трогала животных, и радуясь, что нашел, чем можно занять голову, Регарди добрался до цитадели. Отсутствие охраны настораживало. На всем пути он не встретил ни одного караула или сторожевого поста, которые, по его мнению, и были настоящей причиной гибели тех, кто осмеливался подойти к башне.
Оказавшись у мощного основания, Арлинг понял, что дополнительной стражи не требовалось. Вблизи цитадель оказалась еще крупнее, величественнее и неприступнее. Если кто-то, преодолев страх перед болезнью, и добирался до крепости ивэев, то был вынужден сдаться перед каменными монолитами, из которых было сложено тело башни. Ларс не говорил, что ее строили великаны – верхний край нижних блоков кончался на высоте трех салей. Коснувшись гладкого монолита, Регарди не смог определить его породу. Камни были добыты не из недр Исфахана. Кому и зачем понадобилось везти их туда, где они имелись в изобилии?