Чужая жена
Шрифт:
Мара смотрела на слова, выбранные Биллом. Значение их было ясным и недвусмысленным. Он любил только Элис. И не кривил душой. После смерти жены он оставался одиноким все те долгие годы жизни, что были отмеряны ему.
Мара выдернула жесткий куст боярышника из иссохшейся почвы. Корни все еще цеплялись за твердый ком земли. Она взялась за следующий куст. Когда все сорняки были истреблены, она подошла к другой могиле, более поздней.
Последняя строка была девизом ассоциации. «Бесстрашие, но не безрассудство». Джон объяснил его значение Маре, когда в первый раз повел ее к могилам. Поначалу каждому охотнику бывает страшно, говорил он. Потом наступает самонадеянность, она кружит голову — так голову и теряют. Счастлив тот, кто нашел золотую середину и рискует лишь тогда, когда риск оправдан. Спустя годы именно он становится профессионалом.
Мара нагнулась, чтобы стереть с плиты белое пятно птичьего помета. Неудивительно, что Джон не появлялся здесь в последние месяцы, ведь будущее приюта оказалось под угрозой. В том не было его вины — он всегда действовал с оглядкой и не рисковал понапрасну. Но Мара знала, что утешения в том было мало. Он подвел Рейнора.
Женщина повернула голову и прислушалась: из далекой деревни доносились едва слышные ритмичные удары — работал «барабанный телеграф». Она догадалась, что таким образом хорошие новости сегодняшнего дня передаются по округе. Мара вздохнула, внезапно почувствовав усталость. Так легко было поддаться искушению и поверить, что приезд Карлтона принесет с собой перемены к лучшему в судьбе Рейнор-Лодж. На деле это лишь отсрочка перед тем, как приюту будет вынесен окончательный приговор. Сколько бы ни выручил Джон за селусское сафари, в лучшем случае они смогут выплатить долг местному ростовщику, и если что останется, то только крохи. А нужно было думать о хлебе насущном и сейчас, и на будущее.
Приют все равно придется закрыть.
Несмотря на полуденный зной, Мару бросило в холод. Покупателей на приют им не найти. Лицензия будет отозвана, приют будет отчужден в пользу правительства и, возможно, передан местным жителям. Она представила себе старинный каменный особняк и ряд гостевых домиков в распоряжении местного населения. На подоконниках из тика будут гнездиться куры. Из рондавелей будет виться дым костров вперемешку с сажей и запахами местной кухни. Выбеленные стены посереют. Деревья пойдут на дрова. Буши поглотят сад, вытеснив цветочные клумбы.
Мара подняла глаза к горизонту. Куда они пойдут, она и Джон? Что станут делать? Она попыталась вообразить себя стоящей рядом с мужем в каком-нибудь другом месте. Может, в Танзании? Или в Австралии, или в Англии…
Воображения не хватало даже на самую незамысловатую картинку. Впереди была лишь пугающая пустота. Вглядываясь в эту пустоту, Мара поймала себя на мысли о том, что и будущее их брака выглядит столь же мрачно, как и перспективы приюта. То, что казалось незыблемым и важным, пошатнулось и обесценилось, и трудно было представить себе, как это можно спасти и что же
4
Мара озиралась на пустые стены, застыв на том самом месте, где еще вчера стоял ее туалетный столик. Хлопья пыли валялись по всему полу, а стул, ранее располагавшийся на потертом коврике возле стола, теперь напоминал севший на мель корабль. Чтобы увидеть, как она выглядит, ей пришлось воспользоваться карманным зеркальцем. Голубое платье было чистым и свежевыглаженным. Волосы зачесаны назад и собраны в опрятный хвост. Незадолго до этого Мара тщательно умылась. Она знала, что, может быть, в последний раз принимает в своем приюте гостей, и намеревалась выполнить свои обязанности хозяйки сафари безукоризненно.
Нагнувшись, Мара достала помаду и пудру из корзинки, которая за неимением другого места стояла прямо на полу. Потом пристроила зеркальце на подоконнике и, поймав свое отражение, припудрила нос и лоб, а затем подкрасила губы. Она прислушивалась к тишине, ожидая сигнала Томбы, — он пообещал не покидать своего поста и предупредить, когда гости будут недалеко.
Мара поджала губы, чтобы выровнять оттенок помады, оставленной невестой одного из клиентов. Затем критически оглядела свое отражение. Слишком ярко, решила она, да и вообще, помада, наверное, была лишней. Создавалось впечатление, что таким способом она пытается обратить на себя внимание.
Едва Мара принялась стирать помаду, как услышала отдаленный крик.
Не прошло и нескольких минут, как вся прислуга собралась у входа. Кефа всех выстроил по обе стороны арки, образованной бивнями. Даже ночной сторож, засыпающий на ходу, и тот был здесь. Среди прислуги не было женщин — все женщины в окрестных деревнях работали не покладая рук на семейных шамбах и появлялись в приюте лишь затем, чтобы продать яйца, молоко и овощи. Должно быть, Кефа перебрал форменную одежду, так как все были одеты более-менее похоже. Одежда отличалась покроем и степенью изношенности, но вся без исключения была цвета хаки, недавно выстирана и наглажена.
Мара прошла вдоль строя, нервно улыбаясь и проверяя, все ли в порядке. Оглядывая недавно подстриженные волосы и начищенные ремни, она почувствовала, что тронута их стараниями. У всех были пришиты пуговицы, в том числе те, которыми поделилась Бина, хотя некоторые были пришиты довольно неуклюже.
Дойдя до Менелика, Мара потупила взор. Ей никак не хотелось, чтобы повар подумал, будто она устраивает ему проверку, даже если она и была согласна с Биной. Мару не столько смущала внешность старика или его преклонные лета, и даже не его извечная привычка ворчать по поводу любого ее поступка, сколько то, что он помнил Элис. Он начинал работать еще при Элис, сразу после приезда баронессы из Англии, и ничего не может поделать с тем, что сравнивает их, Элис и Мару, и Мара догадывалась, что сравнение не в ее пользу.
Возле Кефы Мара остановилась. Повисла напряженная тишина. Привычные звуки, вроде квохтанья квочек и шороха птиц в листве, вдруг показались слишком громкими. Затем появился Томба — его ковбойская рубашка промелькнула сине-красной молнией, когда он метнулся через поляну к собравшимся.
Добежав до Мары, он остановился. Согнувшись и тяжело дыша, всем своим видом он давал понять, что спешил донести новости.
— Вот-вот будут, — сообщил он.
Взоры собравшихся в ожидании обратились на дорогу. Уголком глаза Мара заметила, как Кефа махнул Томбе, чтобы тот вышел из строя и стал в тень перечного дерева.