Чужая жена
Шрифт:
— Ты в порядке?
— Да.
Хозяйка подняла брови:
— Расскажешь как-нибудь, что происходит?
— Расскажу, — пообещала Мара.
Последнюю фразу она произнесла уже на ходу.
Она крутила педали велосипеда, время от времени резко поворачивая, чтобы не налететь колесом на внезапную выбоину. Она проехала мимо старого пансиона в колониальном стиле, где, как она знала, хозяева предоставляли такую немаловажную для путешественников услугу как завтрак. Не останавливаясь, Мара взглянула на парковку у главного входа, но та была пуста. Следующим пунктом были меблированные комнаты для отдыхающих,
Больше искать было негде, и Мара свернула на дорогу, ведущую к дому. Надо как-то пережить эту ночь и дождаться утра, а утром Питер приедет сам. Правда, убеждала она себя, неизвестно еще, как он, да и Мелани, восприняли бы столь поздний визит. Да и что бы она сказала, заявившись едва ли не за полночь? Тем не менее, поднимаясь в гору, Мара чувствовала, как у нее все больше холодеет внутри. А что, если до завтра Питер передумает и не приедет?
А что, если они и вовсе не увидятся, никогда-никогда?
Вписавшись в последний поворот, Мара вцепилась в руль так, что едва не свело пальцы — на обочине прямо у ее дома стоял автомобиль. На какой-то миг она сбилась, а затем, встав на педали, помчалась вперед. С разгона влетев в поворот на подъезде к дому, не сбавляя скорости, Мара пронеслась по узкой тропинке, что вела к входной двери, и, затормозив у самого крыльца, бросилась по ступенькам внутрь, уронив велосипед.
Одного взгляда в освещенную лунным светом жилую комнату было достаточно, чтобы понять — там никого нет. Мара выбежала на задний дворик, озираясь по сторонам. В лунном сиянии ее участок, взбирающийся по склону холма, казался настоящими джунглями, отлитыми из серебра. Кусты алоэ с затейливо изогнутыми листьями в обрамлении тонких шипов и стрелами стеблей выглядели так, словно вышли из-под руки искусного ювелира. Все замерло в дреме, не нарушаемой даже легким дуновением ветерка. Лишь издали доносилось уханье совы и неумолчно шумел океан. Окинув взглядом сонный сад, Мара побрела обратно к дому. Она пересекла веранду, закрывавшую входную дверь от непогоды, прошла к открытой ее части.
Стоя к ней спиной, Питер смотрел на море. Он обернулся на звук шагов.
— Мара.
Она замерла. Открыла было рот, но только посмотрела на Питера. Сейчас, найдя его, она уже не знала, что сказать. «Он все еще кому-то принадлежит», — думала она.
— Мы договорились, что никогда не увидимся снова, — наконец выдавила Мара. — И придерживались этого все эти годы. — Она покачала головой. — Но раз уж ты здесь…
Питер поднял руки, будто удерживая ее.
— Пола умерла два года назад. У нее был рак. — Он запнулся, сглатывая подступивший к горлу комок. Затем заговорил снова, сухо и бесстрастно. — Она стойко держалась до самого конца. Никто даже не догадывался, чего ей это стоило. Временами казалось даже, будто болезнь отступает. А потом ее вдруг не стало… — Он вновь замолчал, в его глазах
От жалости у Мары сжалось сердце. Она понимала, что, какие бы ни были сложности в отношениях Полы и Питера, Пола была матерью его детей и вместе они прошли долгий путь. Горечь утраты и чувство одиночества — Мара сама испытала все это и теперь ощущала его боль как свою. В сухом горле стоял ком.
— Я тоже… одна, — прошептала она в ответ.
Мара вглядывалась в глаза Питера. Ее терзали противоречивые чувства. Растерянность от известия, что Пола умерла, сострадание к Питеру. И… медленное осознание того, что нет больше между ними никого и ничего, что помешало бы им быть вместе.
Ослепительный свет надежды. И ощущение нечаянного счастья.
Свет тут же меркнет за тучами налетевших сомнений: как можно обрести друг друга вновь после выпавших испытаний? Разгорится ли костер, за которым давно не следили? Да и те, кто не следил, теперь уже совсем другие.
В глазах у Питера, словно в зеркале, отражались похожие чувства. Но кроме смятения в них читалось кое-что еще. Мара напомнила себе, что у него было время свыкнуться с новой жизнью.
Мара отвела глаза, окидывая взглядом гавань, где, мерно покачиваясь на волнах, стояли на якоре корабли, и попыталась вобрать в себя их спокойствие.
Внезапно с крыши донесся скребущий звук. Мара повернулась и увидела, что Питер настороженно смотрит на водосток.
— Что это? — спросил он.
На самом краю крыши виднелся силуэт мохнатого опоссума. Заметив Питера, он остановился, смерив человека взглядом единственного, желтого глаза.
Даже в тумане собственных чувств Мара не удержалась от улыбки:
— Это Матата, опоссум, мой постоялец. Его зовут так в честь одного человека, которого прозвали «Беспокойник».
Питер подошел к животному поближе.
— Я не видел опоссумов с детства.
Мара уловила восторг в его голосе и заметила выражение живого интереса на лице. Сейчас Питер казался молодым и таким знакомым. Она почувствовала, как спадает напряжение и рассеиваются сомнения.
— Он пообъедал все почки на моей вишне, — сказала Мара. — Соседи советовали поймать его, но я никак не могу себя заставить. По-моему, это нечестно. Он живет здесь гораздо дольше, чем я. И к тому же у него всего один глаз.
— Давно ты здесь?
— Восемь месяцев.
— Тут хорошо. — Он указал на участок.
— Да, хорошо. Мне тут нравится, — ответила Мара. Она окинула взглядом фасад дома. — Правда, ремонт не помешал бы.
Питер коснулся деревянной ограды. Часть поверхности была содрана и обнажилась желтая древесина. Мара заметила в руках у Питера небольшой перочинный ножик.
— Балтийская ель, — сказал он, облокотившись на ограду. Отколол еще один кусочек. — Внутри оно такое же крепкое, как в тот день, когда был построен этот дом. Немного подправить — и у тебя будет хорошенький маленький домик.
Мара поймала его взгляд.
— Сначала нужно найти плотника.
Питер помолчал. Потом сказал:
— Я как раз искал работу. Конечно, я не профессионал…
Мара откинула прядь со лба, подняв глаза на Питера.
— А это и не нужно. Для начала вообрази, что так и будет, а дальше, ты увидишь, будет именно так.
Она улыбалась, чувствуя себя молодой женщиной в красном платье. Волосы, не тронутые сединой, ниспадают на плечи. Ее сердце разрывается от любви, а тело пышет желанием.