Чужая женщина

Соболева Ульяна

— Значит, заметано, отпросись на работе — мы с ночевкой. Усек, Громище?

И тут я поперхнулся дымом. Ее увидел. Реально ее. Мне кажется, меня словно кипятком ошпарило, и сердце заколотилось бешеными рывками, аж в ушах пульс набатом. Идет на противоположной улице, аля "Красотка", витрины рассматривает. Я про Деню забыл. Сотовый в карман сунул и за ней следом увязался. Иду сзади, и сердце как бешеное колотится, а она, не спеша, высокими каблуками по асфальту выстукивает, на ней светлое пальто до колен, и стройные ноги в тонкие чулки затянуты. Походка такая, что вслед каждый оборачивается. Реально каждый. Есть такой сорт женщин: они словно из иного измерения, идеальные во всем. На них смотришь и млеешь, потому что понимаешь,

что такую не каждый день встретишь, а то и не в каждой жизни.

Волосы кудрями по спине вьются, и мне кажется, я их запах на расстоянии ощущаю. От дикого желания поднести их к лицу и втянуть аромат скулы свело. Я все ожидал, когда она к какой-то машине подойдет, чтоб уехать, а она на обочины даже не смотрит, а потом вдруг у одной из витрин остановилась и на меня прямо через стекло посмотрела, и я очередной сигаретой затянулся глубоко, так, что перед глазами потемнело, чувствуя, как понимание каждый позвонок простреливает — она меня давно заметила. Теперь сердце забилось в горле, а адреналин зашипел в венах, пробуждая азарт охотника — догнать и сцапать жертву.

Метнулась за здание магазина в узкий переулок. Я за ней. Иду и не понимаю зачем, не понимаю, она убегает от меня или заманивает. Ни черта не понимаю. Только вижу, как пальто мелькает, и как волосы развеваются, когда сворачивает за здания, как по ступенькам спускается быстро. Я шаг ускорил и она. Не оборачивается, но я точно понимаю, что знает — я иду следом. Пошла намного быстрее, свернула в еще один переулок, и, когда я сам в него зашел, чертыхнулся, увидев сквозное здание с двумя выходами. Твою ж мать. Значит, таки убегала от меня. Ступил в аркообразный переход и замер — она у стены кирпичной стоит, голову запрокинула, тяжело дыша, и на меня смотрит.

И это, мать вашу, гораздо эротичней всего, что я когда-либо видел в своей жизни. Она, стоящая напротив меня в светлом пальто, призывно смотрящая мне в глаза с бешено поднимающейся и опускающейся грудью.

Преодолел между нами расстояние и за шею ее тонкую ладонью обхватил, гладя губы большим пальцем, нахмурившись рассматривая ее лицо. Идеальное безумно красивое лицо без единого изъяна, без косметики, без помады. Настоящая.

Достаточно этого взгляда ей в глаза, чтобы перестать дышать. Именно перестать. Очень маленькими глотками, чтобы сердце не остановилось от осознания, насколько я обезумел от непонятной адской жажды по совершенно незнакомой мне женщине. Она сама набросилась на мой рот. Резко, неожиданно, со стоном, от которого по моим, натянутым до предела, нервам, прошла дрожь возбуждения. Запах ее дыхания ворвался в горло, в легкие, одурманил мозги, и я стиснул ее скулы ладонью, впиваясь сильнее в мягкие горячие губы, проталкивая ей в рот свой голодный язык, сплетая с ее языком, вылизывая его по всей длине и с силой удерживая за затылок, чтоб не увернулась, потому что я целовать ее хочу до исступления, до изнеможения, до ломоты во всем теле. Это даже не возбуждение — это какая-то лихорадка, когда с голода хочется жрать грязными руками, не запивая, давясь до боли в груди и дрожи во всем теле и руках. Кусаешь сам себя за губы и за пальцы, издаешь звериные звуки первобытных инстинктов — насытиться. Пусть до смерти. Пожирать, вгрызаться, сжимать и впиваться, сходя с ума от удовольствия, наконец-то почувствовать ее запах и вкус у себя во рту. Оторвался на мгновение, усмехаясь, когда потянулась за моими губами, а я за затылок удержал:

— Кто за кем следил. Да? Ты за мной ехала? Откуда ты здесь?

И вдруг так нагло прямо мне в губы.

— Да, я за тобой. Арестуешь или накажешь? Меееент.

Не хочу ни о чем больше говорить и спрашивать. Время тратить. Я слишком долго ждал. Все эти дни? Нет, мне кажется, я ждал ее какую-то гребаную вечность. Так ждал, что я от голода озверевший и полумертвый. Меня трясет. Смотрю на нее со злой жаждой, от которой дрожат руки и мгновенно взмокла спина. Рывком к себе

за волосы. Грубо от того, что манила меня и исчезла так надолго, от того, что не знал, кто она, и сдохнуть хотел от ломки по ней, от того, что я даже имени наркотика своего не слышал ни разу, а уже плотно сижу на нем. Грубо, потому что от похоти свело яйца и выделилась слюна. Без единого слова пожирал ее губы, расстегивая пуговицы пальто, срывая их в нетерпении, проталкивая язык прямо к горлу. Сжирая каждый ее вздох. Сладкая. Насилую ее рот, разрываю его яростными толчками языка и укусами за губы, в такой же лихорадке юбку на пояс, подхватил под ягодицы и вверх, впечатывая в стену, продолжая с рычанием целовать. В марево сумасшествия ворвался назойливый звук ее звонка. Она тут же дернулась в моих руках, но я не выпустил, проводя жадно ладонью по бедру над резинкой чулка и поднимая ее еще выше, придавливая всем телом.

Она пытается от губ моих оторваться, но я держу. Укусила до крови и, воспользовавшись замешательством, достала телефон. Смотрит на него, тяжело дыша. Потом ладонь мне на рот положила и ответила.

— Да. Нет. Скоро буду. Я говорю, скоро буду. Мне нужно было. Дома расскажу. Все, пока. У меня кончается зарядка… Отошла на пару минут. Хорошо, я включу. Поставлю на место. Не волнуйся, они найдут. Да, я перезвоню.

Закрыла сотовый, глядя на меня и убирая ладонь от моего рта.

— Мне пора.

— Кто это?

— Какая разница?

— А ты кто?

— Какая разница?

— Огромная… я о тебе сутками напролет думаю.

— И я о тебе, — улыбается, и у меня от ее улыбки перехватывает дыхание.

— Имя…

— Придумай сам. Как ты хочешь меня называть?

— Не решил еще.

— Вот как решишь, так и называй. Тебе можно.

Сильнее сжал ее под ребрами.

— А кому нельзя?

— Всем. Мне пора. Правда пора. Отпусти.

Мои руки разжались, и я прислонился лбом к холодной стене, стараясь унять дыхание и бешеное сердцебиение. Только не смотреть, как она поправляет резинки чулок и одергивает одежду, иначе разверну спиной к себе и возьму здесь и сейчас. От неудовлетворенного желания зудит все в паху.

— Номер мой запиши.

— Он у меня есть. Я у начальства твоего взяла тогда еще.

Не выдержал, толкнул к стене, плечи сжимая.

— Тогда какого черта ни разу?

— Не могла. Отпусти, за мной приедут сейчас.

— Кто?

— Не важно.

— Позвони мне, слышишь? Позвони.

Кивает и улыбается. Суууучка. Какая же сучка. Понимает, что меня от улыбки ее скручивает. Высвободилась из объятий в сторону дороги пошла.

— Позвони.

Кулаком по стене и глаза закрыл. Что ж это за гребаное наваждение такое нескончаемое.

Глава 6. Олег

— Ну что, Громов, нашел сос… — я многозначительно на него посмотрел, — девушку свою?

— Нашел и потерял.

— Как так?

— А вот так. Не знаю ни кто такая, ни как зовут. Своих всех на ноги поднял и найти не могу. А мне надо. Понимаешь? Меня заклинило на ней. Тебя когда-нибудь клинило на женщине, Деня?

— Клинило. С первого взгляда заклинило и, пока не женился, не успокоился. Я ради нее развелся, детей жене бывшей оставил, откупился, как мудак последний, лишь бы с этой быть.

Деня потянул виски с бокала и посмотрел на вход в помещение ВИП в одном из злачных заведений, словно ожидая кого-то, и снова на меня взгляд перевел.

— Счастлив?

Усмехнулся. Мой вопрос принял равнодушно. Взгляд совершенно не изменился. Моментами мне казалось, что то, что он говорит, в корне расходится с тем, что он чувствует. В детстве он был другим. Изменился за эти годы. То ли бабки людей другими делают, то ли в детстве дерьма меньше во все стороны лезет. Впрочем, Деня был мне близким со всем дерьмом, что его наполняло. Друзей либо такими как есть принимать надо, либо не друг ты им вовсе. Лечить никого не надо. Каждый сам себе доктор.