Чужая
Шрифт:
В память о Еве
…Они свирепые и опасные. Вероятно, так скажет о волках тот, кто почти ничего о них не знает.
На самом деле на людей волки нападают очень редко. Они охотятся, тобы прокормиться, и живут своей жизнью, стараясь держаться подальше от людей.
I. СЛУЧАЙНОСТЬ, ИМЕВШАЯ ПРОДОЛЖЕНИЕ
Стоял на исходе апрель, но уже было по-летнему жарко и пыльно. В зоопарке, обычно тихом и позабытом в холодное время года, сразу стало многолюдно. На затхло-зеленом пруду шумели утки и гуси, в летнем вольере рыдали павлины, квохтали фазаны и куропатки. Заглушая остальные звуки, на весь зоопарк вдруг рокочуще
В маленькой темной клетке с толстыми железными прутьями уже с десяток лет жила пара волков. Хотя у многих обитателей зоопарка были имена, волки почему-то так и остались безымянными. Волчица казалась совсем молодой, — она была худая, рыжеватая, высокая, с чуть косящими ярко-желтыми глазами. Волк был крупный, с тяжелой головой и тоже очень худой и плоский, как стиральная доска. Длинная светлая грива закрывала его шею, и каждую весну во время линьки на ней подолгу висели безобразные клоки шерсти. Он прихрамывал на обе задние лапы, и когда, вихляя, начинал ходить по клетке, то становился похож на инвалида, разбитого параличом. В молодости волку удалось однажды убежать из клетки. Но преодолеть высокий каменный забор, которым был огорожен весь зоопарк, он так и не сумел. Утром его поймали, снова загнали в клетку и долго били железным прутом. После этого он стал постоянно подволакивать задние лапы.
Волчица была очень привязана к нему, и он отвечал ей самой нежной и мужественной любовью, на какую только был способен. Они часто играли друг с другом, как щенки, и волчица всегда успевала нежно лизнуть его в нос. Волк редко сердился на нее, но если это случалось, то становился свирепым и страшным: шерсть его подымалась дыбом, он морщил губы, открывая огромные, загнутые, как сабли, желтые клыки. А волчица тут же падала по-щенячьи на спину и подымала вверх лапы в знак своей полнейшей покорности.
Но чаще всего волки лежали и дремали, не обращая внимания на людей, и просыпались лишь тогда, когда рабочие начинали развозить мясо. Знакомое поскрипывание тележки с мясом они улавливали мгновенно и преображались, — прыгали на сетку, махая хвостами и поскуливая от нетерпения.
Каждую весну, в апреле или мае, волчица приносила детенышей. Но только один раз за всю жизнь ей удалось выкормить своих волчат, — она была счастлива в то лето… Потом ее детей подросших и крепких, продали в цирк. Она-то, конечно, этого не знала, но как больно, как тоскливо ей было тогда! Будоража весь зоопарк, она выла днями и ночами, и ей подвывал волк. Но еще страшнее было тогда, когда ее детеныши пропадали в тот же день, в который они появлялись на свет. Еще мокрые, необлизанные ею, они успевали только припасть к ее разбухшим соскам, как приходили люди, длинными железными палками выгоняли волков в соседнюю клетку и забирали всех волчат. Она выла, рычала, грызла в ярости сетку, но что она могла?! После того, как уносили ее детенышей, волчица лежала целыми днями не двигаясь, как мертвая, ничего не ела, ничего не ощущала, кроме изнуряющей боли в груди, переполненной молоком. Но шло время, она постепенно оживала, будто и забывала о волчатах, снова начинала играть с волком, и ласкала его порой так нежно, как ласкала бы своих исчезнувших детей.
В этот жаркий апрельский день волчица забеспокоилась с самого утра. Она забралась в темный угол, безуспешно поскребла когтями дощатый пол и затихла, настороженно прислушиваясь к привычному шуму зоопарка. Хромой волк, переживая за подругу, ходил из угла в угол.
На этот раз волчица родила четырех волчат. Два крошечных будущих волка и две маленькие волчицы, кряхтя и попискивая, сгрудились у ее живота, а она лизала каждого по очереди, захлебываясь от нежности и любви. На какое-то время она совершенно забыла и о клетке, и о людях, но потом вдруг к ней пришла мучительная, изматывающая тревога. Она затаилась, прикрыв собой волчат, мелко задрожала, вслушиваясь в каждый звук, готовая скорее умереть, чем отдать своих детенышей людям. Но то был воскресный вечер, и никто не заглянул к волкам. И ночь, целую ночь она была вместе со своими
Но утром, когда сквозь щели ее конуры просочилось солнце, пришли люди. Она поняла это сразу. Она услышала свирепое рычание волка и его визг, когда по больным лапам ударили железным прутом, чтобы выгнать его в другую клетку. Детеныши спали, насытившись молоком, ни о чем не подозревая. Волчицу обуял ужас, она выскочила из своего убежища, с ненавистью схватила зубами железный прут, но тут же получила удар по голове и шарахнулась в открытую дверцу соседней клетки. Дверца захлопнулась, волки оказались запертыми, и снова как и в прошлом, и позапрошлом году, повторился тот же кошмар: люди одного за другим положили волчат в мешок и унесли.
Я работала в зоопарке всего несколько месяцев. Еще с детства я мечтала стать зоологом и заниматься спасением и изучением птиц и зверей. Я мечтала жить и работать в заповеднике. Конечно, после школы я ни секунды не усомнилась в своем выборе, и когда поступила на биологический факультет — казалось, мечта моя уже почти претворилась в жизнь. Сама не знаю почему, но с детства я очень любила волков. Волки для меня были какой-то чудесной тайной, полной красоты, совершенства и силы. В те годы обществу внушалось, что волк — вредный и опасный зверь, которого надо уничтожить окончательно. Чем больше я слышала и читала об этом, тем сильнее было мое желание защитить и спасти волков. В первый же месяц учебы в университете заведующий нашей кафедрой, старый уважаемый профессор, решил узнать, чем же интересуются его первокурсники. Когда я сказала, что хочу изучать жизнь волков, он с недоумением смерил меня взглядом и жалостливо спросил:
— А может быть Вам, милочка, лучше заняться мышами? Это маленькие, приятные создания… Или птичками?
— Нет, меня интересуют именно волки, — я упрямо насупилась.
Но, признаюсь, тот первый разговор с профессором все же заронил в мою душу сомнения. На моем пути к волкам меня ожидали неодолимые трудности. Чтобы изучать волков, нужно было ехать на практику в тундру или в Сибирь, потому что у нас волк давно стал редким зверем. А если он и забредал в наши леса случайно, то его немедленно отстреливали. И никто не брался стать моим научным руководителем по этой теме. В общем, не сложилось у меня с волками. Я изучала численность и распределение утиных на водохранилище. Волки сидели тихонько в душе, словно первая нерастраченная или несчастная любовь… Увы, реальная жизнь складывалась как-то по-другому. То же самое случилось и со второй моей мечтой — работать в заповеднике. Когда на третьем курсе я вышла замуж за музыканта и у меня родился сын, мечтать о том, чтобы уехать в тайгу на Дальний Восток или в туркменскую пустыню, было невозможно. Мои родители всеми силами отговаривали меня от неразумного шага. Мой муж Радик, который играл на саксофоне в известном джазовом оркестре, недоумевал. Это, естественно, было бы для него просто дико. Что делать, я пожертвовала своей мечтой ради семьи. А моя любовь к волкам осталась.
Жить в городе и быть поближе к животным и, главное, к волкам, можно было, лишь работая в зоопарке. И меня распределили в зоопарк. В общем-то мне нравилось здесь. К этому моменту мы с Радиком уже успели развестись. Его совсем закрутила гастрольная жизнь. Многие мои прежние друзья-биологи давно уже разъехались кто куда, по разным заповедникам. Ну а я с трехлетним сыном так и не смогла решиться на столь серьезный шаг. Меня затянула, как болото, городская жизнь. Я забыла о своих путешествиях и экспедициях. Каждое утро, я отводила Руслана в садик и бежала на работу. Зоопарк встречал меня знакомой разноголосицей звуков. Один день был похож на другой. Сначала обязательно на кормокухню, проверить суточные рационы кормления. Потом директор опять попросит меня куда-нибудь «сбегать» и что-нибудь «выбить». Считалось, что у меня это получается лучше всех.
Тот день тоже начался как обычно. На кормокухне, в темном закутке, где хранились продукты, я натолкнулась на зоотехника Марата. Мы учились на одном курсе, а знакомы были еще раньше — по школе. Марат с чем-то возился в темном углу. Он стоял, наклонившись, спиной ко мне, и я совершенно не могла понять, что же он делает. Я бы, наверное, и не обратила бы на все это никакого внимания, если бы не странные звуки. Сначала я услышала всплеск воды в ведре, еле различимый писк, потом еще всплеск… Я с любопытством и с почему-то гулко забившимся сердцем глянула через плечо Марата.