Чужая
Шрифт:
— Господи… — вырвалось у меня, — Ты что, Марат?!
— Отойди, пожалуйста, не мешай! — зло и в то же время как-то испуганно ответил он. Он явно не ожидал, что я окажусь рядом. Он вел себя так, как будто был пойман на месте преступления.
— Нет, подожди! Что ты делаешь?!
— Не видишь, что ли, топлю волчат!
— Но зачем? Как это так!?
— Мы каждый год топим. Куда их девать, никто не покупает! Отойди, ну! Думаешь, мне самому легко?!
В руках у Марата перебирал короткими розоватыми
— Ты что, Элька, спятила?! Давай его сюда! — зашипел Марат.
Но я прижала к себе крошечный живой комочек.
— Не дам. Маратик, отдай его мне, все равно же топить. Ну жалко ведь! Я охотнику знакомому отдам, никто ничего не узнает.
— Ты тут не командуй, это не твое дело, давай сюда быстро! — Марат выглядел очень сердитым и растерянным. Но я уже знала, что ни за что не отдам ему волчонка.
— Ты знаешь меня, Марат, не отдам и все, и плевать мне, пусть наказывают, увольняют! Что, забыл, как мы с тобой в одной дружине бегали за браконьерами?
— Да уж, — усмехнулся Марат, — Тебя и твой несносный характерец я знаю. Ну и черт с тобой! Только никому не говори. Мне его тоже жалко. — Марат опустил глаза.
— Спасибо! Век не забуду!
— Ладно, повезло серому, значит. Ты бы видела, что волки вытворяли, когда мы их забирали…
Когда я перевернула волчонка на спину, он недовольно закряхтел, перебирая лапками в воздухе. Это была волчица. У нее был розовый, надутый, как шар, теплый животик и короткий смешной хвостик.
— Волчица, — кивнул Марат, — Ну смотри, никому ни слова!
II. ДВА ДЕТЕНЫША
В этот день я ушла с работы раньше обычного. Волчонок лежал в моей большой и глубокой сумке, и я, стоя в переполненном автобусе, лихорадочно соображала, чем и как я буду кормить это слепое, беспомощное создание. О том, что будет, когда волчонок подрастет, и куда я его дену, или как мы будем жить с ним, — я старалась пока не думать.
Я накупила детских смесей и молока, по дороге, у магазина нашла большую картонную коробку. Дома я долго рылась на кухне, пытаясь отыскать бутылочку с соской; я знала, что где-то она у меня оставалась еще с тех пор, когда Руслан был грудным.
Но волчонка ничему не пришлось учить. Сначала крошечная волчица вцепилась беззубыми, но сильными челюстями мне в палец, а когда почувствовала во рту соску- принялась сосать с жадным кряхтением, захлебываясь и чихая. С одинаковой жадностью она высосала и «Детолакт», и молоко, раздулась, как шар, отчего ее лапки сделались еще короче и мгновенно затихла, беззаботно заснув.
Она была похожа на кого угодно, но только не на волка. Скорее всего — на маленького енота. Я погладила упругое тельце и вспомнила, сколько
Когда я взглянула на часы, то просто ужаснулась. С этими заботами я совершенно позабыла о сыне и опоздала в садик!
Еще издали я увидела своего Руслана. Почти всех детей уже разобрали. Он с воспитательницей Раей и двумя девочками стоял у разрисованной веранды и что-то рассказывал, размахивая руками. Наконец и он увидел меня, его серьезно-озабоченное лицо осветилось радостью:
— Аника! — он бросился было ко мне, но остановился, произнес торопливо, как их учили в группе: — Раиса Саидовна, можно домой?
— Можно, можно, — улыбнулась та.
Букву «р» Руслан все еще не выговаривал и у него получалось: «Лаиса». Мне очень нравилось, что сын называет меня «аникой». «Мама» по-татарски — «ани», ну а я стала «аникой». Других татарских слов мой сын, увы, не знал.
Мы возвращались по привычной, изо дня в день повторяющейся дороге домой. И как всегда Руслан всю дорогу задавал бесконечные вопросы:
— Аник, а почему ты так долго? А как там в зоопарке мишка? Аник, а почему балконы синие?
— Руслан, — серьезно сказала я, — сегодня я принесла из зоопарка…
— Что?! — карие глаза сына широко и восторженно раскрылись.
Я замешкалась, не зная, что сказать. Самое главное, от сына никто не должен услышать слова «волчонок».
— Я принесла…обезьянку.
— Обезьянку?! Живую? Мне!! — радостно закричал Руслан и суматошно задергал меня за рукав, — Ну пойдем же, аника, пойдем скорее!
Волчонок спал, уткнувшись носом в угол коробки. Руслан присел рядом, осторожно коснулся рукой мягкой шерсти.
— Но ани… Разве обезьянки такие бывают? — удивился он.
Почуяв прикосновение, волчонок суматошно зашевелился, похожий на толстого червяка, беспорядочно тычась носом во все стороны в поисках соска. Он снова был голоден. Руслан засмеялся тихим ласковым смехом, которого раньше я не замечала.
— Обезьянка! Эй, ты что делаешь? — спросил он.
— Она не понимает, она совсем маленькая.
— Но кто это, аника? Это собака?
— Это волчонок, Руслан. Но только ты называй ее «обезьянкой». Если бабушка спросит, то так и называй, понял?
— А почему, бабушка рассердится? Ведь ты говоришь, что волки добрые, хотя нам в садике воспитательница читала сказку, и в ней волк злой.
— Люди ничего не знают про волков, Руслан, и поэтому думают, что они злые.
— А… — лицо мальчика сделалось задумчивым, — А она теперь всегда будет у нас жить?
— Нет, сынок, когда она подрастет, мы отдадим ее дяде леснику, ведь для волков лес — это их дом.
— Нет, я хочу, чтобы она у нас жила!
— Ну хорошо, посмотрим, давай ее кормить.