Чужие-1: Одиночка
Шрифт:
…Рипли рухнула в кресло. Непослушные пальцы забегали по клавишам, кнопкам, тумблерам, приводя челнок в рабочее состояние. Вой сирены здесь был почти не слышен.
Наконец на дисплее вспыхнула надпись: «К запуску готов».
Палец завис над большой клавишей запуска двигателей.
Вой сирены неожиданно смолк. Рипли застыла с поднятой рукой, вслушиваясь в наступившую тишину.
«Что это? Галлюцинация или действительно тишина?»
Она отменила программу запуска и набрала запрос:
«Причина отказа системы самоуничтожения?»
«Отключение
«Причина?»
«Информация не может быть выдана в соответствии с приказом N937 офицера по науке»
– Черт! – Рипли бессильно откинулась на спинку кресла. – Что это может быть? Заклинило автоматику? Бред, система надежна на все сто. Неполадок быть не может. Что тогда? Что?.. Чужак? Нет, бред! Полный бред! Эта зверюга не может быть настолько разумна. Или может? Если только это так, то дело плохо. Надо пойти проверить. Или это опять проделки этого сумасшедшего робота? Будь он проклят! Все равно никуда не денешься. Надо идти!
Рипли открыла люк и медленно выбралась из челнока. Полумрак окутывал все вокруг. Аварийные лампы горели вполсилы, освещая лишь пространство вокруг себя.
– Это гораздо хуже, чем я думала, – проговорила Рипли и испугалась собственного голоса, гаснущего в темноте слабым гудящим эхом. Держась за стену, она стала медленно подниматься по крутой и почему-то скользкой лестнице. В техническом блоке было так же темно, как и во всем корабле. Отыскав большой шкаф с инструментами, Рипли сняла с полки переносные фонарики и, повесив пару на ремень, двинулась дальше. Яркий свет слепил уже привыкшие к полумраку глаза.
63
Ночь подкралась незаметно. Сопки, поросшие голубыми елями, почернели, напоминая своими очертаниями пушистую задремавшую собаку. Дневной воздух, раскаленный солнцем, перемешивался с прохладой, исходящей от горной реки, извилистой змейкой петляющей между рядов сопок, и превращался в слабый ветерок, нежно ласкающий тело. Он приносил запах теплого соснового леса и трав, растущих вдоль берега.
Рипли расправила плечи, вдыхая полной грудью этот волшебный настой. Где-то в глубине зарослей зашуршали ветки и вскрикнула разбуженная этим шумом птица.
– Отличная вода!
Он улыбнулся и, присев рядом, накинул себе на плечи полотенце.
– Не хочешь окунуться? Вода – как парное молоко.
– Нет, – Рипли поежилась, обнимая ладонями собственные плечи.
– Тебе холодно? Я принесу одеяло.
Он поднялся.
– Нет. Не стоит. Просто ветер.
– Да. Правда, здесь великолепно? Такое место я искал три года. Кругом уже на сотни миль все загажено. Понаставили кемпингов, бензоколонок. Ты знаешь, мне даже кажется, что здесь в реке водятся русалки.
– Русалки? О-о-о, – Рипли хитро прищурилась, – и наверное,
Она указала на блестящую серебром полоску реки.
– Наверное. – Он сел у нее в ногах и опустил мокрую голову на ее колени, обхватив их влажными руками. – И еще мы танцевали и пели. И они рассказывали мне, что хотели бы хоть раз в жизни выкупаться в том, – он указал на небо, – звездном море.
– Ты мелкий льстец. – Рипли погладила его холодные пряди кончиками пальцев.
– Это было бы слишком глупо с моей стороны.
«Я действительно люблю это небо, люблю его мрак. Холодный черный мрак, таящийся за голубым одеялом моего дома. И только ночами я чувствую себя легко, видя этот бездонный колодец, эту чернильницу с блестящими вкраплениями звезд».
– Ты слышишь меня?
– Конечно.
– По-моему, ты никогда меня не слушаешь.
– Слушаю. Мне больше некого слушать. Только тебя.
– Нет. Ты слушаешь себя и разговариваешь, как всегда, только с собой.
– Извини. Я больше не буду. Это, наверное, усталость. Уже все-таки ночь.
«И опять ночь. Он знает, что я люблю это время суток, вот и вытащил меня сюда. Правильно. Всегда возникает такое чувство, что вся планета – это космический корабль, и ты сидишь возле иллюминатора, и во всей Вселенной – только ты и звезды, и мы смотрим друг другу в глаза. То есть мы – одно целое, просто как две стороны одной монеты, но ничего не знаем друг о друге, и не можем существовать друг без друга, и смотрим друг другу в глаза.
Поэтому сегодня ночь, а завтра рейс. И в принципе это одно и то же. Приходящие день, работа, суета. И вечный холодный покой, космос, ночь.
А он, бедняга, все психует, психует. Не понимает, как я ему благодарна…»
– Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста. Ты всегда так красиво и хорошо говоришь. – Рипли откинулась на спину, распластывая тело по влажной от вечерней росы траве. – Скажи мне что-нибудь хорошее.
Небо было здесь, рядом. Рукой подать. Оно было чистым, а его мрак – глубоким и прохладным. Небо…
Он подполз к ней и обнял:
– О чем же сказать?..
64
…Реакторный зал был темен и пуст. Луч фонарика слабо пробивал кромешный мрак, вырывая участки пола, обшивку стен. Рипли медленно подошла к нише с детонаторами. Никелированное покрытие стержней блестело жутким мертвенным светом. Индикаторы молчали. Все погрузилось в спокойный ровный сон, которому, казалось, не будет конца.
– Это ты сделал, ублюдок?! – вскрикнула Рипли.
Голос ее прозвучал тяжелым набатом, искажаясь в плитах обшивки. Она подошла к панели. Рубильники были возвращены в первоначальное положение. Струйки прозрачной слизи, искрясь в слабом свете фонарика, стекали с бордовых рукоятей, опадая на пол, и застывали, превращаясь в желе.