Чужие браки
Шрифт:
— Пойду посмотрю, — сказал он.
На лестнице он встретил горничную, тоже зевающую и в халате.
— Я уже иду, — сказал ей Дарси. Звонок замолчал, но, вместо него, в дверь стали барабанить. Дверь сотрясалась от ударов. Дарси слышал, как наверху, очевидно, испуганные громоподобными звуками, просыпаются дети.
Дарси заторопился по ступенькам, неловко ступая в своих шлепанцах.
Открывая дверь, он уже знал, кого сейчас увидит.
На этот раз их было пятеро. Не те, что приходили раньше, но все они мало чем друг от друга отличались. Эти люди тоже были в костюмах и галстуках и, стоя
— Почему вас так много? — спросил он. Было половина седьмого утра.
— Дарси Клегг? — спросил один из полицейских.
— Вы прекрасно знаете, кто я такой. Да, я — Дарси Клегг.
— Я — уголовный инспектор Хелли, из отдела по борьбе с мошенничеством в особо крупных размерах.
Остальные четверо окружили Дарси со всех сторон, как будто боялись, что, несмотря на больное сердце и их численное превосходство, он прорвет их цепь и кинется бежать по собственному газону, а затем перепрыгнет через забор и скроется в полях.
— У меня есть ордер на ваш арест, — продолжал инспектор.
Он зачитал обвинения и напомнил Дарси о его правах. Дарси казалось, что все это происходит как бы не с ним, а скорее напоминает сцену из низкопробного полицейского телесериала. В последнее время в моменты, когда Дарси решался трезво взглянуть на ситуацию, он представлял себе, что полицейские явятся за ним именно так, и приходил в ужас от этой мысли, тем не менее сейчас, когда это действительно произошло, все казалось таким малозначительным, почти комичным. Дарси, наверное, даже рассмеялся бы, если бы в этот момент не обернулся и не увидел перекошенные лица домашних, столпившихся на лестнице. Фредди и Лаура выглядывали, как сквозь прутья клетки из-за дубовых перил. За ними стояла Кэтти в коротком халатике, из-под которого видны были босые загорелые ноги. Люси зачем-то уехала на несколько дней в Лондон, вспомнил Дарси. Он знал, что полицейские тоже смотрят на его дочь. Дарси еще раз осознал, насколько она красива, и горло его сжал спазм стыда и отчаяния при мысли о том, что это из-за него Кэтти подвергается сейчас этому унизительному осмотру. Рядом с Кэтти стоял Барни. Юноша потирал ладонью подбородок и, казалось, был все еще не в силах поверить в то, что происходило сейчас на его глазах.
На Ханне был шелковый халат поверх такой же рубашки. На нее полицейские тоже смотрели довольно пристально, и Дарси знал, что позже они будут вспоминать всю эту сцену и смеяться над ними. Руки его непроизвольно сжались в кулаки, и Дарси стал прикидывать в уме, что произойдет, если он смажет одному из своих конвоиров по физиономии — наденут ли на него наручники или просто прикажут держать руки за спиной. Вновь захотелось смеяться, но тут же подпрыгнуло в груди и отозвалось болью сердце, напоминая о том, что Дарси был стар и виновен почти во всем, в чем его обвиняли.
Ханна схватила мужа за руку:
— Что им надо? — спросила она, одной рукой поддерживая непокорную копну волос. При этом задрался рукав ее халата, и Дарси стали видны крошечные морщинки, появившиеся в последнее время около локтя Ханны. Это напоминание о том, что Ханна тоже не молодеет с каждым годом, заставило Дарси вспомнить, что он любил жену, любил всю эту жизнь в этом доме, пытаясь сохранить которую, он и рискует теперь потерять все. Ведь только это он и пытался сделать. В мозгу Дарси вновь включились защитные механизмы. Ощущение, что все это происходит как бы не с ним, постепенно улетучилось.
— Мы вынуждены просить вас последовать за нами, — сказал Хелли.
Дарси так хотелось сейчас положить голову на плечо жены. Он чувствовал себя таким усталым, что едва удержался от того, чтобы не закрыть глаза.
— Они пришли арестовать меня, — просто сказал он.
Мэнди пыталась увести Лауру и Фредди. Лаура начала жалобно скулить.
Ханна кинулась к полицейскому. Она выглядела так, как будто готова была сцепиться с ним в рукопашную.
— Вы не можете, — кричала она. — Вы не имеет права врываться вот так в дом к ни в чем не повинному человеку и хватать его на глазах у жены и детей!
— Не надо, Ханна, — сказал Дарси. — Все в порядке. Беспокоиться не о чем. — Сколько раз Дарси повторял Ханне эти слова! Но сейчас недоверие на лице жены заставляло их звучать особенно бессмысленно. — Я полагаю, вы позволите мне сначала одеться? — спросил Дарси у полицейского.
Рядом с ним стояли теперь Барни и Кэтти.
— Они действительно могут это сделать? — спросил Барни.
— О, да, еще как можем, — с издевательской улыбкой ответил один из полицейских примерно того же возраста, что и Барни. — И даже с вашим папенькой!
Два полицейских поднялись с Дарси наверх. Они позволили ему надеть костюм, но не дали времени побриться. Когда они спустились вниз, все заметили, как похудел Дарси за последние дни — костюм буквально висел на нем.
— Когда вы отпустите его? — не унималась Ханна.
— Я не могу вам сказать, — ответил инспектор. — Обвинения весьма и весьма серьезные, а сумма залога зависит от многих факторов.
— Это продлится недолго, — успокаивал жену Дарси. — Возможно, всего несколько часов. — Позвони Макинтайру, скажи ему, что произошло. Пусть приезжает как можно быстрее.
Дарси вывели наружу. Двое полицейских шли по обе его стороны. Они уселись в одну из машин. Ханна, Барни и Кэтти вышли проводить Дарси, но тот даже не обернулся, когда машины тронулись.
— О, Боже, никак не могу в это поверить, — бормотал Барни. — Почему он не сказал нам, что его могут арестовать? Что же он сделал в конце концов?
Ханна обернулась к пасынку, глаза ее горели, вид был не менее свирепым, чем когда она накинулась на полицейского.
— Он ничего не сделал, — палец с огненно-красным ногтем уперся в грудь Барни, как будто Ханна хотела проткнуть его насквозь. — Ничего! Запомни это на случай, если кто-нибудь тебя спросит.
И Ханна бросилась в дом.
Новости распространились довольно быстро. Уже к вечеру того же дня все приятели Клеггов, а с их легкой руки, и половина белого света знали об аресте Дарси. Ханна угрюмо отвечала на телефонные звонки. Журналистам и репортерам на их провокационные, а то и просто оскорбительные вопросы Ханна отвечала резким отказом давать какую-либо информацию. Друзьям же, которые звонили либо посочувствовать, либо, будучи в полном шоке, узнать, правда ли то, что они услышали, она говорила что-то вроде: