Чужие маски
Шрифт:
Сына.
У него обязательно будет сын.
Лиля закончила обыскивать трупы и вернулась к нему.
— Это не самое лучшее, что есть, но хотя бы так?
Ее листы давно пошли на растопку. А это... Молитвенник.
Маленький — т циайо. Откуда он взялся у разбойника? Да кто ж его знает!
Может, подонок приговорил его служить для разжигания костров, может, хотел продать или подарить — неважно. Главное, он был.
Тони криво улыбнулся.
— Лили,
— Тебе лучше не двигаться.
— Мне уже недолго осталось. Хорошо, что я в сознании. Но пока я мыслю, мне надо написать завещание.
— Завещание?
Вот об этом Лиля не подумала. Совсем.
Тони улыбнулся, видя ее растерянное лицо.
— Лили, милая, почему нет? Мой сын имеет право получить все, что есть у меня.
Лиля замотала головой.— Тони, как ты это себе представляешь?
— Жизнь переменчива, любовь моя, — барон подумал, что писать ему нечем, а потом решительно смочил палец в крови.
Своей?
Чужой?
Да какая разница, кровь на пергаменте и сохранится долго и видна будет хорошо. И ее здесь много, хватит, чтобы написать.
Лиля потерла лоб.
— Я не представляю, что пойду требовать у вашего короля наследство для нашего сына.
— Кто знает, как повернется жизнь? — отозвался Тони, выписывая слова и стараясь, чтобы получилось разборчиво. — Я не хочу тебя неволить, но если тебе понадобится бежать? Если случится так, что в Ативерне не будет для тебя мира и покоя?
Лиля вздохнула и пожала плечами.
— Если твой муж будет сомневаться в отцовстве? А он будет...
— Я запишу ребенка раньше, чем он родится, — Лиля хмыкнула. — Патеры и пастеры тоже любят деньги.
— Ты об этом думала, верно?
— Я собиралась сбежать и вернуться домой, в Ативер- ну, к мужу, — Лиля и не думала оправдываться. — Но ребенок ни в чем не виноват.
Тони медленно прикрыл веки.
Нижнюю часть тела он просто не чувствовал. Это плохо, но в то же время и хорошо. Не хотелось бы ему сейчас корчиться и кричать, он никогда не любил боль.
Альдонай милостив.
Он уходит, защитив свою женщину и своего ребенка, уходит в ясном сознании и успевает отдать последние распоряжения.Мало?
У многих и того нет.
— Возьми вот это.
Перстень с баронским сапфиром, брачный браслет...
— Ты не будешь носить их, но хотя бы отдай сыну. Лиля вздохнула.
Дотащит?
Куда она денется.
И дотащит, и сбережет, и когда-нибудь запишет эту историю. Для детей. Пусть знают... лет через тридцать-сорок.
— Хорошо.
— Прочитай, пожалуйста.
Лиля взглянула на книгу.
На полях страниц Энтони Лофрейн, барон Лофрейн оставлял все свои имущество, свой титул и свои владения, ребенку, который должен родиться у Лилиан Иртон.
Мальчик ли это, девочка ли...
Если мальчик — пусть получит все, и титул, и имущество.
Если девочка — пусть хранит все для своего второго сына. Или третьего, как получится. Дабы не прервалась ветвь Лофрейнов.
Лиле даже стало стыдно. Ненадолго, минуты на две.
Она не собирается обнародовать это завещание, она никому ничего не расскажет, никто не узнает о молитвеннике. И уж меньше всего ее сын или дочка.
К чему им — такое?
Как говорят, ложечки нашлись, а осадок остался, не нужны будут ее детям такие подозрения. Что один из них от другого отца, что их мама изменяла мужу.
Ни к чему.
Хорошая мать всегда забоится о своих детях, пусть даже так.
— Все верно, Тони.
— Если будет девочка, назови Мелиндой?
— А если мальчик?— Ганц.
Лиля улыбнулась.
— Хорошо, Тони. Обещаю.
Ей несложно было это пообещать, чем эти имена хуже всех остальных — или лучше?
Назовет. Даже врать мужу не придется, Ганц Тримейн — их близкий и хороший друг. И вообще ей не придется ничего врать.
Миранда знает о ее беременности, Джерисон тоже догадывался, она это видела. Не будет ни подозрений, ни намеков, ее семья сумеет ее защитить. Да и сама Лилиан не даст себя в обиду.
Ганц?
Пусть будет Ганц Иртон. Хорошее имя.
— Возьми меня за руку, пожалуйста.
Лиля сжала ледяные пальцы, и подумала, что все не так плохо. Тони скоро умрет — и это ужасно, но хотя бы не будет мучиться несколько дней от боли и гнить заживо.
Жутковатый выбор.
Лиля наклонилась и коснулась губами губ умирающего мужчины.
— Я тебя никогда не забуду, Тони.
— Тебе будет сложно это сделать.
— Когда-нибудь, может, через десять или двадцать лет, я не знаю, я обязательно расскажу малышу о тебе. Обещаю.
Она соврала?
Ради этого выражения в глазах умирающего, она солжет где угодно. Лиля уже ни о чем не жалела.
Тони умер перед рассветом.
Вечером он впал в беспамятство, потом начал бредить, а к рассвету, в самый темный предрассветный час его не стало.
И все это время Лиля сидела с ним рядом.Сжимала холодные тонкие пальцы, грела их в ладонях, рассказывала...
ф &
ф &
к
к