Чужие воспоминания
Шрифт:
– Спроси чего полегче! Подфартило тебе в этой жизни, нужного человека в своё время у дверей своего дома не бросила.
– А я думала, вы решили не вмешиваться в игры Наместника, ну, после Лайонга... Мне маг сказал, что вы живы, а я напрасно переживала.
– Переживала?
– удивился я.
– Неужели привязаться успела?
– Не знаю, просто вы ведь не чужой, вернее, чужой, но...
– Ладно, не объясняй! Судя по тому, как ты мне сегодня на шею бросилась, я для тебя не совсем посторонний. А ты правильно думала,
– Так что никакие обязательства нас больше не связывают.
Девушка кивнула. Кажется, вздохнула. Рано огорчаешься, сейчас я тебя обрадую.
– Но это вовсе не означает, что я не помогу тебе выбраться из Эдина. Так что там с волосами, мыть собираешься?
– Если бы даже и собиралась, то нечем.
– Придумала проблему! В такой гостинице, как "Золотой овен", всегда найдется мыло.
– Можно один вопрос?
– Одана встала, придерживая рубашку, сделала несколько шагов по направлению к ванной и обернулась.
Я кивнул.
– Жив ли Садерер Эсфохес?
Отыскав его в пчелином рое города, я ответил утвердительно. Девушка обрадовалась. Когда я сообщил, что он в гостинице, где его только что осмотрел врач, она и вовсе улыбнулась.
Из ванной она вышла пахнущая свежестью, обмотанная полотенцем. Мою рубашку приспособила вместо юбки.
Пришло время заняться её синяками и ушибами.
Попросил сесть и успокоиться, а сам снова потянулся за своей седельной сумкой. Извлёк из неё неприметную баночку и рулон полотняного бинта.
Одана сидела, свесив босые ноги с кровати, и с интересом наблюдала за моими действиями. Тревоги я не почувствовал, значит, девочка мне доверяла. Доверяла намного больше, чем прежде. Странно, ведь я остался прежним и совершил с общепринятой точки зрения неблаговидный поступок: бросил её на произвол судьбы.
Загадочные существа эти женщины! До этого спасал, из передряг вытаскивал, - и ничего, а тут такая любовь...
– Так, расскажи мне, они тебя били?
– Под рёбра пинали, толкали...
– Полотенце снимай, я посмотрю.
– Нет!
– испуганно крикнула она, отшатнувшись. Маленький забитый зверек. Глаза лихорадочно сверкают.
– Хорошо, - со вздохом согласился я, - если ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, возьми мазь и сама обработай синяки и ушибы. Только на спине ты всё равно не сможешь... Глупо, глупо, Одана, ты же знаешь, что не трону.
– Знаю, просто после того, как меня... Если бы с вами делали то же, что и со мной, вы бы тоже так реагировали! Вас ведь не пытался сегодня изнасиловать омерзительный солдат, который... Его пальцы ведь...
– Так, понятно, теперь для тебя все мужчины такие. Но сама знаешь, что это не так. Так что давай, успокойся и снимай полотенце.
– Не могу.
Усмехнулся:
– Что, под полотенцем нет ничего?
Девушка кивнула:
– Можно я в ванную вернусь, бельё надену?
Я пожал плечами и сделал огонь в камине жарче.
Одана на пару минут скрылась за дверью. Вернулась в том же наряде, но на этот раз подошла ко мне, держась за край полотенца, взглядом спрашивая, снимать ли.
– Редко встретишь такую стыдливую девушку, - прокомментировал я.
– Снимай уж, я хоть полюбуюсь на то, что ты так старательно прячешь. Скажи, ты, когда наедине с мужчиной остаёшься, выставляешь его из комнаты, раздеваешься и ждёшь под одеялом?
– Нет, - всё же смутилась, но и удивилась одновременно.
– С чего вы взяли? Я при нём... И не в темноте могу, - торопливо добавила она.
– Только тогда - это другое.
Она сняла полотенце, повесила его на спинку стула и непроизвольно прикрыла вырез корсажа. Стоило так переживать: он у неё не открытый, длинный, до талии. Между ним и юбкой из моей сползшей рубашки - тонкая полоска кожи.
Живот и грудь то поднимаются, то опускаются от частого дыхания.
Окинул беглым взглядом плечи и руки, потянулся за баночкой с мазью и нанес тонкий слой землянисто-зелёной субстанции на ткань.
На прикосновение к саднящему локтю Одана ответила едва слышным ойканьем. Мазь жжется, придется немного потерпеть.
Мелкие синяки просто смазал, не накладывая повязки.
Теперь нужно было осмотреть спину и живот, но я боялся к ним прикасаться, предчувствуя реакцию девушки.
Нет, умом я понимаю, что, когда тебя, жертву насилия, лапает мало знакомый мужик, пусть даже с благими целями, автоматически накатывает чувство страха, омерзения и протеста, но на практике никак не могу понять, что в этом такого дурного, ужасного и отвратительного. Спиртным от меня не пахнет, ничего такого себе не позволяю, самоотверженно залечиваю её ссадины - можно и потерпеть.
Корсаж зашнуровался спереди, вернее, зашнуровывалась только его верхняя часть, фиксируя грудь, а нижняя для удобства застегивалась на крючки. Мне подобные современные конструкции нравились намного больше старомодных, с двумя лентами шнуровки - пока с ними разберёшься, уже забудешь, зачем расшнуровывал. Ещё лучше, разумеется, облегчённые модели, исключительно на крючках; за удобство расстёгивания и застёгивания их любили придворные дамы.
Когда я расстегнул нижний крючок, Одана вздохнула. Успокоил её, сказав, что на грудь смотреть не буду.
Оставив пока шнуровку не тронутой, осторожно надавил на живот, проверяя, нет ли повреждений внутренних органов. Таковых, к счастью, не обнаружилось, как и синяков. Это хорошо; когда бьют ногами в живот, могут быть самые печальные последствия.
Не удержался и погладил. Вздрогнула, но после второго кругового движения расслабилась: то ли сама, то ли под действием успокаивающей магии. Даже дышать стала иначе.