Чужих гор пленники
Шрифт:
С припасами, правда, проблема будет: здесь добычи много, вот только сохранять ее не получается. На рыбу и мясо соль нужна, а где ее брать? Принесенный запас ограничен, только для приготовления пищи используется. Можно, конечно, выпаривать из воды, желательно из источника с повышенной соленостью, но для этого нужны котлы и масса дров. Да и людей выделять придется, которых и так кот наплакал. Так что остались без единственного приемлемого в нынешних условиях консерванта.
Ну как, каким образом устроить замену сварке? Топор прямо-таки
Бесконечно предаваться размышлениям на тему совершенствования топора Рогову не позволили. Окрестности лагеря огласились диким воплем, заставившим всех побросать свои занятия.
Рогов похолодел: кричали явно не из-за болезненных последствий пчелиного укуса. Кто-то был до того перепуган, что голос не узнать. Даже более того: не понять, мужчина разоряется или женщина. За исключением вечно куда-то ускользающей Кэт, народ держался поблизости, но отойти на двести – триста шагов – не считалось опасным отдалением.
И все же кто-то на что-то нарвался.
Первая мысль Рогова была о ваксах, и поэтому он совершил ошибку, бросившись с топором на помощь кричавшему. Топор неплох во многих делах, но это не самое лучшее оружие против разъяренного хищника. Там он сильно проигрывает копью, вот только осталось оно прислоненным к дереву.
Да и дрянь копье, одно название: двухметровая палка, заостренная и чуть обожженная с одной стороны. Наконечник из ножа пришлось отдать, приличного оружия всем не хватало. Так что Рогов, может, и не сильно ошибся.
Ошибку свою он осознал, когда увидел мчащегося со всех ног Грача. Орал тоже он. Причина как бега, так и крика виднелась в нескольких шагах позади: здоровенный черный медведь с непропорционально большой уплощенной головой. Хищник тоже на месте не стоял, а целеустремленно преследовал улепетывающего человека.
Вот только теперь Рогов вспомнил о копье. Как с топором становиться на пути этой разъяренной смерти, не мог даже представить.
Голова боится, а тело тем временем работает. Пропуская непрерывно вопящего Грача, Рогов сделал пару шагов назад, поудобнее перехватил топор, размахнулся от всей души, пустил лезвие навстречу разогнавшейся зверине. Вот в чем удобство длинной рукояти: и удар сильнее, и ответить на него гораздо сложнее.
Острие, пробив тонкий слой мяса на переносице, не справилось с крепкой костью, повернуло, пошло вскользь, оставляя за собой рваную, но не критичную рану. Рогов попросту снял с косолапого широкую полосу кожи, оголив середину лба.
Зверь моментально потерял к Грачу всякий интерес, развернувшись в сторону обидчика с удивительной для такого немаленького создания грацией. У того хватило ума и проворства отскочить, спрятаться за деревом, на которое и набросился взбешенный медведь, с ревом нанеся удар лапой. Ствол сосны взорвался облаком раздробленной коры и щепы, у Рогова даже с топором такое бы не получилось.
Ему бы сейчас тихо себя вести, может, мишка простит обиду, забудет, вернется к все еще продолжавшему орать Грачу. Но нет же, рука сама дернулась, и недавно закрепленное лезвие успело кольнуть в лапу. Топтыгин и до этого был не в духе, а тут уж осерчал сверх всякой меры.
Рогова спасли подбежавшие товарищи – Федя с Кирей. В отличие от него они не забыли про копья и с ходу вонзили их зверюге в спину. Пусть и дрянное оружие, но действенное: медведь развернулся, на миг растерявшись от количества издевателей. Может, просто не нашелся с ответом на вопрос: «Кого схарчить первого?»
Кратчайшая заминка позволила парочке отступить; сверкая перепуганными глазами, Киря заорал:
– Брысь отсюда! Брысь, сказано! Порву!
Рогов, приемом человека, раскалывающего несокрушимый чурбак, размахнулся топором со всей возможной и невозможной дури, опустил лезвие на уже подающегося вперед для атаки зверя. Прямо в затылок, прикрытый мощными складками. Хрен его жир защитит – это место должно быть слабым.
Или медведь был какой-то неправильный, или Рогов хватку потерял, но зверь устоял. Однако приложило его хорошо, жалобно вякнув, косолапый припал на передние лапы, ошеломленно затряс головой. Киря, зайдя сбоку, ухнул, вогнав ему копье чуть ли не на полметра, задорно крикнул:
– Давайте еще! Давайте! Лупите! Навалились разом!
Мужчин в поселке двенадцать человек, но тем не менее как вышло сразу трое, так и дальше столько оставалось: остальные не слишком торопились принять участие. Причем после удара Феди, чуть ли не насквозь пробившего тушу, медведь все равно не умер и даже, подвывая, попытался кинуться на здоровяка. Но что-то ему здорово повредили: задние лапы не послушались, подвели, зверь растянулся на земле, подставив затылок под очередной удар топором.
Началась агония или что-то близкое к ней. Рогов врезал еще, а потом еще и еще. На лицо брызнуло теплым и солоноватым, стирая кровь, залившую глаз, повернулся к набегающим мужикам, злобно выдал:
– Вы там что, трамвай ждали, мать вашу?!
– Да это, растерялись как-то все, и я тоже… – залепетал Влад. – Пока удочку бросил, пока до копья добежал. Другие вон бегут, не все же рядом оказались…
И правда не все. Это Рогову казалось, что схватка затянулась надолго, но это не так – уложились быстро, минуты не прошло с первого крика. Ну или около того.
Грач, кстати, продолжал орать. Правда, уже не бежал: стоял в полусотне шагов и уныло завывал на одной ноте.
– Да заткнись уже, Паваротти недоделанный! – рявкнул Киря.
Грач будто не слышал. Крышей поехал, что ли? Вот только психа им сейчас и не хватало…
Примчался Павел – тот самый врач, за глаза обзываемый Бочкой: очень уж фигура характерная, и даже продолжительное недоедание ее не исправило.
Доктор с ходу взял быка за рога:
– Так, Грачев, что это такое? А ну-ка? Шок? Вколоть ему надо что-нибудь, аптечка где?