Чужое гнездо
Шрифт:
Дэйзи уселась на качели, а Фред устроился рядом. Она закурила и принялась медленно раскачиваться в темноте, думая о Джоэле и гадая, сможет ли он выкроить время, чтобы прийти на похороны.
Неожиданно Фред негромко заворчал. Обернувшись, Дэйзи увидела, что в сад спускается Том, одетый в пижаму.
— Привет! — прошептала она, стараясь никого не разбудить. — Тоже не можешь уснуть?
Он покачал головой.
— Просто не могу в это поверить, Диззи. Она так хорошо выглядела, когда я сказал ей утром «до свидания»…
Дэйзи дала ему сигарету,
Они немного поговорили о матери и о ее смерти, а потом Том заплакал:
— Я не знал, что будет так больно, — прошептал он. — Я думал, что почувствую облегчение, когда это произойдет, потому что она больше не будет страдать. Но меня разбирает злость, Диззи, я не могу отделаться от мысли — почему именно она? Посмотри на этих жалких никчемных людишек, которых полным полно кругом! Почему не кто-либо из них?
Дэйзи чувствовала, что он не ждет от нее ответа, а просто изливает душу. Поэтому просто обняла его, позволяя выплакаться, и внезапно осознала, что отныне ей придется занять место матери в семье, потому что и он, и Люси без Лорны какое-то время будут чувствовать себя потерянными.
Никто из близнецов еще никогда не уезжал из дома, они ходили в один класс, начиная с детского сада, оба выбрали колледж в западном Лондоне, вместо того, чтобы уехать в университет, и их близость хранила их от одиночества, издевательств и прочих мелочей, которые заставляют страдать других детей. Дэйзи помнила, как завидовала Тому и Люси, когда те были совсем маленькими. Еще не научившись толком говорить, они пользовались каким-то тайным языком, которого она не понимала. Они часто спали в одной кровати и делились друг с другом всем, что имели.
И тем не менее, мама играла очень важную роль в их жизни. В доме они ходили за ней по пятам. Даже когда обоим исполнилось двадцать, эта связь не прерывалась — они никогда не сбегали гулять по вечерам, как Дэйзи в их возрасте, и были вполне счастливы, не покидая родительского крова.
— Все будет хорошо, — попыталась она успокоить Тома. — Мы по-прежнему остаемся одной семьей, будем вместе следить за домом и садом. И я буду с вами, как и раньше.
— Такты не собираешься переезжать? — спросил он, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Люси говорит, что ты смотаешься отсюда на первой космической скорости.
— Любопытно, почему это она так решила? — спросила Дэйзи.
Он пожал плечами.
— Да я, собственно, не знаю. Но она слышала, как несколько дней назад отец с матерью разговаривали, ну, ты понимаешь… о том, как папа будет управляться
Дэйзи с минуту поразмыслила над услышанным.
— Не думаю, чтобы мне захотелось остаться здесь навсегда. Я могу выйти замуж, и то же самое может произойти с тобой и с Люси. Так что папе действительно стоит подыскать другой дом. И все-таки я не могу понять, почему Люси считает, что я сбегу немедленно.
— Потому что мама оставила каждому из нас немного денег, — сказал он. — Люси и я не можем получить свою долю, пока нам не исполнится двадцать один, но ты можешь взять их прямо сейчас.
Дэйзи почувствовала, как в ней закипает гнев. Она ничего не знала о наследстве, это могло бы стать приятной неожиданностью, но как раз в духе Люси было использовать завещание как повод для ядовитых уколов.
— Ну, на этот раз Люси ошибается. Я не умчусь, как ракета, есть у меня деньги или нет, так и передай ей, — решительно проговорила Дэйзи. — Мама хотела, чтобы я оставалась здесь до тех пор, пока все не уляжется, и я так и сделаю. А теперь нам лучше отправиться спать, потому что с утра у нас чертовски много дел.
В день похорон шел дождь, ровный и несильный, именно такой, как любила Лорна, потому что он питал и насыщал влагой ее сад. Народу было много — родственники, включая самых дальних, старые друзья и соседи, — и дворик перед крематорием оказался заполненным цветами.
Служба показалась Дэйзи очень короткой, и хотя викарий сказал о Лорне очень теплые слова, она все-таки решила, что самое главное в ее характере он упустил. Вероятно, Дэйзи не стоило говорить об этом вслух, когда они вернулись домой, но многие старые соседи, еще тех времен, когда она и близнецы были маленькими, заглянули к ним, чтобы выпить рюмку-другую, и речь зашла о том, что им больше всего нравилось в Лорне.
— Я бы хотела, чтобы викарий сказал о том, что ее величайшим даром была способность внимательно выслушивать людей и беседовать с ними, — сказала Дэйзи. — Понимаете, что я имею в виду? Она не просто советовала, как поступить в том или ином случае, она усаживала человека поудобнее, угощала чашечкой чая и обсуждала с ним всю проблему — от начала и до конца.
Почти все старые друзья Лорны закивали в знак согласия. Одна женщина принялась рассказывать, как Лорна изо дня в день поддерживала и утешала ее, когда от нее ушел муж. Причем получалось это у нее намного лучше, чем у профессионального психоаналитика, потому что у нее был дар заставить человека смеяться даже тогда, когда ему казалось, что он погружается в пучину отчаяния.
Тут вмешалась еще одна старая подруга Лорны, которую Дэйзи и близнецы всегда называли «тетушка Мадж», живая и общительная особа весом в добрую сотню килограммов. Тетушка Мадж звонила Лорне не реже, чем раз в неделю, сколько они себя помнили.