Чужое место
Шрифт:
В середине мая тысяча восемьсот девяносто девятого года гады — китайцы спалили несколько православных храмов и школу при русской миссии в городе Бэйгуань. Вовремя мы эвакуировали оттуда весь персонал! Я тут же выразил глубокую обеспокоенность и выставил счет за уничтоженное имущество — естественно, завышенный примерно раз в пять. Китайцы мои действия проигнорировали, но это их дело. Не хотят платить по — хорошему — отберем за долги Северную Манчжурию. В конце концов, мне с самого начала не очень нравилась ситуация, когда русская железная дорога проходит по чужой территории. Нет уж, лучше пусть она идет по нашей.
За время восстания
Кодратенко, в бригаде которого проходили испытания, счел фаворитом «максим». Да, писал полковник в своем отчете, он достаточно тяжелый. Но зато надежный и может вести непрерывный огонь долгое время.
На втором месте в его рейтинге оказалась ублюдочная половинка Мосина с Роговцевым под пистолетной патрон. Против атаки конницы она работала вполне прилично, потому что таких изделий в бригаде было много, и плотность огня они обеспечивали очень приличную. И, наконец, то, что я считал самым прогрессивным, то есть пулемет Мосина с газоотводной автоматикой, оказалось на последнем месте.
Хотя, конечно, у Сергея Ивановича получилось не совсем то, на что я мысленно раскатал губы. Мне — то представлялось что — то вроде ПК, а вышел почти полный клон знаменитого «дегтярева», то есть ДП-27. Единственное серьезное отличие состояло в том, что ствол можно было сравнительно легко снять и заменить на холодный — на этом мне удалось настоять.
Но тут вылез один недостаток схемы с газоотводом, про который я в прошлой жизни ничего не слышал. Она оказалась очень чувствительной к качеству пороха, набитого в патроны.
Это системы со свободным затвором или с подвижным стволом могут стрелять патронами, снаряженными чем угодно. Хоть бездымным порохом любого качества, хоть дымным, хоть вообще серой от спичек. Но пулемет Мосина, как выяснилось, мог потреблять только патроны с порохом менделеевской фабрики. На любых других поршень обгорал через несколько сотен выстрелов. В общем, хорошим во всей этой истории было только то, что она произошла не во время японской войны, а заранее.
В конце девяносто девятого года посольский квартал Пекина оказался в осаде. Правда, наших и почему — то еще американских дипломатов там уже не было, но прочих европейских осталось вполне достаточно. Повстанцы начали использовать пушки, а европейцы собрали коалиционный корпус и высадили его в порту Дагу. Пока военные действия шли под прикрытием корабельных орудий, все было нормально, но при попытке развить наступление на Пекин коалиционные войска под командованием Сеймура потерпели то, что в английской прессе стыдливо именовали «временной неудачей», а по сути — самое настоящее поражение. Больно уж много было этих самых итэхуаней — по прикидкам наших наблюдателей порядка трехсот тысяч с допуском в плюс. Потом китайцы убили японского посла, и все державы, как с цепи сорвавшись, начали заваливать мое министерство иностранных дел просьбами о помощи. Мол, где же непобедимые русские солдаты?
«В Манчжурии», — от моего имени отвечал всем Гирс. Понимаете, заявлял он, там сейчас творится настоящий ад, Харбин в осаде, и войска с трудом удерживают оборону по линии железной дороги.
В какой — то мере он говорил правду — обстановка на КВЖД действительно была напряженной. А конце апреля девятисотого года вообще произошел совершенно вопиющий случай — китайцы как — то ухитрились подтащить к берегу Амура пушки и обстреляли Благовещенск. В ответ там вспыхнули погромы, плавно перешедшие в резню, а я в экстренном указе приказал, чтобы через месяц ни одного китайца, кроме тех, что работают на строительстве железной дороги, и их семей севернее КВЖД вообще не осталось. Методы выполнения приказа — на усмотрение местных воинских начальников. В ответ меня засыпали дополнительными заявками на патроны.
Императрица же Циси, и до того вроде бы не блиставшая умом, под влиянием первой (и, немного забегая вперед, единственной) победы китайского оружия вообще рехнулась. Эта дура не нашла ничего лучше, как одним указом объявить войну всем европейским странам! И Японии заодно. Примерно неделю в Париже, Берлине, Лондоне и Токио офигевали, а потом начали собирать флот и армию вторжения. В Санкт — Петербурге тем временем группа дипломатов изучала вопрос — как, забрав себе северную Манчжурию, ухитриться продолжить получать с Китая репарации, выкупленные у японцев. Адмиралы же продолжали капать мне на мозг насчет под шумок прибрать Ляодунский полуостров с Порт — Артуром, но никакого успеха, естественно, не добились.
Разумеется, никаких чудес в Китае не произошло. Началось наступление сил коалиции, и к середине августа ее войска подошли к Пекину. Циси продемонстрировала неплохое умение переобуваться в прыжке и мало того, что объявила итэхуаней вне закона, так еще и прислала мне письмо, в котором, ссылаясь на давние традиции российско — китайской дружбы, просила помощи в восстановлении порядка.
В ответ я напомнил, что, согласно ее же указу от пятого июня сего года, наши страны вообще — то находятся в состоянии войны. И непременным условием заключения мира должна стать передача северной Манчжурии под юрисдикцию России и, естественно, компенсация ущерба, нанесенного российской стороне неспровоцированной агрессией Китая. А вот после этого можно будет и поговорить о помощи.
Императрица мое послание проигнорировала, зато европейцы возбудились. Типа, Россия хочет хапнуть вкусный кусок, а мы чем хуже? И начали выкатывать Циси ультиматумы, один грознее другого и с друг другом не согласованные, причем настолько, что часто требования пересекались. Но вскоре хапуги как — то договорились и начали намекать Гирсу, что такой здоровенный кусок Китая одной России, причем в собственность — это не комильфо. Больно жирно будет. Понятно, что там проходит уже почти построенная железная дорога, но все же эту землю лучше взять в аренду лет на двадцать пять.
Они бы и этого не допустили, но приходилось считаться с тем, что к концу девятисотого года численность наших войск в Манчжурии составляла без малого триста тысяч штыков и сабель. В ответ я заявил, что в принципе согласен, но двадцать пять лет — это нонсенс. Вот на девяносто девять я согласиться могу, но при условии, что в зачет арендной платы пойдет возмещение убытков от китайцев, которое они все равно выплачивать деньгами не собираются, а если даже соберутся, то не смогут.
Ну, а потом мне начали поначалу осторожно и завуалировано намекать, что русских войск в Манчжурии слишком уж много. В ответ я пообещал, что, как только в Китае воцарится спокойствие, войска будут немедленно выведены. Но когда это случится — вопрос не ко мне, а к ее величеству Циси.