Чужое терзанье
Шрифт:
— Подожди минуту, мать твою! Мы так не договаривались… — Фраза обрывается — он затыкает ей кляпом рот и, рывком приподняв голову, закрепляет его на затылке. Она пытается кричать, глаза ее лезут из орбит, но не слышно почти ни звука.
Он вспоминает, что нужно стереть отпечатки пальцев с наручников, потом берет видеокамеру, укрепляет на небольшой треноге и наводит так, чтобы была видна вся кровать. Долго возится с ноутбуком и веб-камерой. Сэнди отчаянно бьется в оковах.
Он достает сверток, закутанный в кухонное полотенце. Делает шаг в кадр и медленно его разворачивает. Сэнди видит, что у него в руках, и на ее шее вздуваются вены. Воздух наполняется запахом мочи. Он сладко улыбается. Сейчас у него
Он набирает полную грудь воздуха и выдыхает, чтобы успокоить бешено стучащее сердце. Он вспотел, пот течет по шее и спине. Он крепко сжимает свое орудие. Лезвия остро и зловеще блестят при свете лампы.
— Я надеюсь, Сэнди, что ты готова меня принять, — нежно говорит он — в точности так, как велел ему Голос.
Потом приступает к делу.
Кэрол разглядывала сквозь прозрачное с ее стороны стекло мужчину, приведенного в комнату для допросов. Рональд Эдмунд Александер никак не соответствовал распространенному представлению о педофилах. Не был ни щуплым и юрким, ни потным, ни неряшливым. Он выглядел так, как ему и полагалось, — средней руки чиновник, который живет в пригороде с женой и двумя детьми. Вместо забрызганного грязью плаща — скромный черно-серый костюм фабричного пошива, бледно-голубая рубашка, вишнево-красный галстук в тонкую серую полоску. Аккуратная стрижка, никаких бесплодных усилий скрыть наметившуюся лысину. Он огорченно протестовал, когда двое полицейских привели его в комнату для допросов. Они не имели права, горячился он, никакого права врываться в его офис в «Брэдфилд Кросс», словно он какой-то уголовник. Ведь он согласился на добровольное сотрудничество, разве не так? Им было достаточно лишь позвонить по телефону, и он тут же явился бы сам. Не было вообще никакой необходимости так компрометировать его на работе.
Кэрол смотрела на Александера из соседней комнаты наблюдения и пыталась определить, за что она ненавидит его сильней: за те поганые картинки в его компьютере или за то, что он воплощал в себе всех бюрократов, которые когда-либо доводили ее до бешенства своими мелочными придирками. Ей хотелось войти к нему прямо сейчас, но — увы — его адвокат опаздывал.
До приезда адвоката его пришлось перевести в камеру, также оборудованную для наблюдения. Он держался на удивление спокойно, отметила она. Интересно, какой вывод сделал бы Тони по поводу такой манеры поведения. Александер оглядел помещение и спокойно сел на койку, широко расставив ноги, скрестил руки на груди и уставился на стену. Дзен и умение владеть собой, кисло подумала Кэрол.
Наконец дверь открылась, заглянула Пола:
— Пора, шеф. Прибыла его адвокат.
— Кто такая? — поинтересовалась Кэрол, с трудом оторвав взгляд от Александера.
— Бронвен Скотт.
Кэрол помнила эту даму еще по своей предыдущей работе в городе. В отличие от многих защитников, Скотт одевалась в костюмы «Дольче & Габбана» и туфли соответствующего цвета и предпочитала сумочки от Прада. Блестящие черные волосы до плеч и безупречные ногти всегда пробуждали у Кэрол чувство стыда за свою неопрятность: ей начинало казаться, будто ее только что вытащили из постели и не дали привести себя в порядок. Все бы ничего, но вот только безупречный внешний вид Скотт дополняли острота ума и агрессивность. Всем своим видом она словно предупреждала: если ты можешь позволить себе взять в адвокаты Бронвен Скотт, считай, твое дело в шляпе.
— А, ну-ну… — промямлила Кэрол, направляясь к двери.
Выйдя в коридор, она столкнулась нос к носу с адвокатом.
— Инспектор Джордан, какой сюрприз! Я думала, что вы покинули нас ради более эффектных подмостков, — холодно
— Старший инспектор, если уж быть точной. И вы знаете лучше чем кто бы то ни было, что в расследованиях, которые мне приходится вести, нет ничего эффектного. Пойдемте?
Скотт покачала головой:
— Нет-нет. Я не знаю, где вы скрывались все это время, старший инспектор, но тут, в Брэдфилде, защитникам по-прежнему дозволено говорить с клиентами приватно. До этого мне хотелось бы получить от вас объяснение о причинах задержания моего клиента.
Ничего неожиданного, подумала Кэрол, а вслух произнесла:
— Когда ваш клиент был арестован, мы конфисковали его компьютерное оборудование и подвергли его анализу. Среди прочих материалов у него обнаружена фотография, имеющая непосредственное отношение к серьезному расследованию, которое я веду в настоящее время. Именно об этом снимке я и намерена с ним поговорить.
— Что за снимок?
— Я буду рада поговорить об этом на допросе и покажу копию вам и вашему клиенту.
Скотт покачала головой:
— Вы действительно все забыли, не так ли, старший инспектор? Для содержательной беседы с моим клиентом мне необходимо знать, о чем вообще идет речь.
Наступило долгое молчание. Кэрол кожей ощущала взгляд Полы, выжидательный и оценивающий. По сути, сейчас не было резона делать из фотографии секрет. Непохоже, чтобы Рон Александер мог оказаться серьезным подозреваемым в исчезновении Тима Голдинга. Если она откажется рассказать Скотт о фотографии, то на допросе они устроят игру в молчанку, это уж точно, и закон оставляет за ними такое право. Если предъявит фото лишь на допросе, Скотт просто возьмет тайм-аут для обсуждения ситуации с клиентом. Кэрол задумалась. Ей необходимо сотрудничество Александера в деле Тима Голдинга. И наплевать, как это скажется на расследовании, заведенном против педофила.
— Что ж, можно ускорить события, — согласилась она. — В компьютере вашего клиента обнаружен снимок Тима Голдинга, восьмилетнего…
— Я в курсе, кто такой Тим Голдинг, — нетерпеливо перебила Скотт. — Но ведь вы сами разослали фотографии ребенка по всей стране, поэтому едва ли можно счесть серьезной уликой то, что она оказалась в компьютере мистера Александера.
— Зато улика становится крайне серьезной, если на снимке испуганный голый ребенок. — Кэрол резко повернулась и зашагала прочь. — Дайте знать, когда вы будете готовы к допросу, — бросила она через плечо. Пола шла за ней.
— Как я вижу, Бронвен Скотт не помягчела с годами, — заметила Кэрол.
— Жалко, что вы сообщили ей так много, — сказала Пола. Теперь она шла рядом с Кэрол.
— Вы ведь знаете положения закона, Пола. Если они требуют объяснить причины ареста, мы обязаны это сделать.
— Но разве вы не могли назвать прежние мотивы, шеф? А уж потом, во время допроса, ошарашить его?
Кэрол остановилась и задумчиво посмотрела на Полу:
— Вы считаете, что я дала слабину, не так ли?
— Я не… — испуганно стала оправдываться та.
— Уступка — еще не признак слабости, Пола. Держать снимок в тайне не было никакого смысла. Я знаю, как работает Скотт. Александер просто ушел бы с допроса, не сказав ни слова. Теперь же она, возможно, увидит в этом нашу готовность к сделке. — Кэрол двинулась дальше, ощущая напряжение в плечах. Возможно, ее подчиненные доверяют ей не в той мере, как ей казалось.
Он долго спит. Просыпается только в полдень и даже тогда с трудом поднимает веки. Он чувствует себя так, словно кто-то нашпиговал его мозги валиумом: в голове какая-то муть, он не сразу соображает, где находится. Лишь потом до него доходит, что он дома, в своей постели, лежит, свернувшись калачиком, как ребенок. Правда, в это утро внутри его тела живет уже совсем другой человек.