Чужой для всех 3
Шрифт:
— Нельзя стоять, идите. Вас ждут, — подстегнул жесткий голос сотрудника.
— Сейчас, — девушка глубоко вздохнула и пошла по длинному коридору, застланному ковровой дорожкой. — …Держаться, держаться, быть мужественной, как учил отец. Все будет хорошо. Это проверка, — подбадривала она себя.
Поднялись на несколько этажей. В приемной министерского кабинета ее встретил седовласый полковник с усиками. — Здравствуйте, Вера Ефимовна, — поздоровался он. — Лаврентий Павлович вас ждет. Пальто и платок снимите, вот вешалка, зеркало.
Вера безропотно
— Готовы? Тогда проходите смелее, — Саркисов подошел к массивной дубовой двери и открыл перед ней.
Вера с трудом переступила через порог, остановилась в нерешительности. Дверь за ней закрылась.
Из-за громадного стола поднялся генеральный комиссар государственной безопасности, невысокого роста, в пенсне.
Вера вздрогнула, остолбенела. Она узнала Берию…
— Подойди ближе, Дедушкина, не стесняйся, не укушу, — произнес Берия с небольшим грузинским акцентом, пристально всматриваясь в гостью.
Вера медленно приблизилась к наркому. Подняла глаза. Взгляды встретились. Робкий, осторожный Веры и снисходительно-строгий, властный Берия.
— Вот ты какая, Дедушкина? — произнес нарком, пухлые губы разошлись в улыбке.
— Какая? — сконфузилась Вера.
Берия скользнул масляным взглядом по стройным ногам девушки, усмехнулся, глядя на валенки и, усевшись в кресле, произнес: — Спрашиваешь какая? Обычная…, правда, глаза небесные, красивые. Ими свела немца с ума?
Щеки Веры порозовели, сердце учащенно забилось.
— Что молчишь? Ты садись. Не стой, это не допрос.
Вера отодвинула тяжелый дубовый стул, оббитый черной, качественной кожей. Затаив дыхание, стала ждать разговора, искоса наблюдая за наркомом, за спиной которого, висел внушительных размеров портрет товарища Сталина.
Огромный кабинет с добротной, служебной мебелью из натурального дерева, дорогие напольные часы, портрет Сталина, наглухо зашторенные арочные окна, ковровые дорожки малинового цвета — все подчеркивало высочайший статут хозяина кабинета, незыблемость его положения.
Сидя в этом величественном, но страшном месте, Вера чувствовала себя серой мышкой, попавшей на обед к главному коту страны. Она не могла дать объяснение происходящему. Она не могла ответить на вопрос: — Почему она здесь?
Неизвестность угнетала, отбирала физические и моральные силы. Вера впадала в полуобморочное состояние. Чтобы как-то держаться, она стала читать про себя «Отче наш».
Берия, тем временем, достал из сейфа папку бордового цвета с грифом секретно. Из бокового кармана достал фото Франца Ольбрихта в форме майора Вермахта, взглянув на него, язвительно выдавил: — Лощеный какой! А пробор, а пробор! — Затем развернул фото лицевой стороной к Вере, бросил хмуро: — Это он?
Вера еще больше зарделась, онемела, не поднимая глаз, утвердительно махнула головой.
— Любишь его?
— Он отец моей дочери, — пролепетала девушка.
— Любишь, по глазам вижу, что любишь. Это
— Что…? — глаза девушки распахнулись, загорелись. Кровь прильнула к голове. — Разве это можно? Он же…?
— У нас все можно…, если осторожно, — улыбнулся с сарказмом Берия. — Или ты не поняла куда попала, с кем разговариваешь?
— Я догадалась, — ответила девушка, справляясь с волнением. — Значит я реабилитирована? С меня снято обвинение?
— Обвинение снято. Но реабилитирована будешь только после выполнения одного задания. Оттого, как ты его выполнишь, зависит твоя жизнь, жизнь твоей дочери и жизнь Франца Ольбрихта. Ты готова выполнить такое задание, Дедушкина?
Вера вскочила, резко подалась вперед. В глазах решимость. Пальцы рук побелели, впиваясь в стол заседания, готовы разорвать сукно.
— Что нужно сделать? — вырвался возглас из ее груди, похожий на рык. — Я на все готова, чтобы они остались в живых!
— Ну и темперамент? — усмехнулся генеральный комиссар. — То пугливая, как лань, то вскочила, ощетинилась, словно дикая кошка. Садись! — махнул рукой нарком.
— На немецком языке разговариваешь? Мне доложили, что говоришь бегло? Это правда?
— Правда! Я в школе была лучшей ученицей.
— Хорошо! Очень хорошо! — Берия вдруг произнес восхищение на немецком языке.
Вера улыбнулась, молча присела.
— Задание будет трудным, — продолжил разговор Берия. — После подготовки тебя переправят в Берлин. Там организуют встречу с Францем Ольбрихтом. Во время встречи ты должна будешь его убедить, сделать то, что прикажут наши люди. Я надеюсь на тебя, товарищ Сталин надеется, и смотри, не подведи! — Берия постучал указательным пальцем по столу. — Ты, поняла меня?
— Я согласна, но что будет с моей дочерью? Я беспокоюсь за нее.
— А-а-а, — нарком махнул вновь рукой, — нашла о чем беспокоиться. Лучше беспокойся, чтобы задание не провалить и в лапы к немцам не попасть. А за девочкой присмотрят. Даю слово.
— Когда нужно приступать к заданию?
— Вот это другое дело! — Берия поднялся из-за стола, расстегнул ворот коверкотового френча. На погонах красовались большие золотистые звезды, окаймлённые красным, синим, зелёным и краповым шитьем. Подошел вальяжно к Вере. Окинул взглядом стройную фигурку, остановился на глубоко вздымающейся груди, которая отчетливо вырисовывалась, несмотря на толстый шерстяной свитер, наклонился к лицу.
— Мы тебе дополнительно сообщим. Подготовка будет проходить днем и ночью, ночью и днем. Мы сделаем из тебя нашего агента. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Вера почувствовала запах дорогого одеколона. Через пенсне на нее смотрели вожделенные, красные глаза наркома.
— Серьезная будет подготовка, — протяжно, почти шепотом говорил нарком. — Не подведи нас, Дедушкина. На карту поставлены жизни многих людей, в том числе твоей дочери…
Вера сжалась, закрыла глаза, интуитивно сделала шаг назад, выставив правую руку… Через несколько секунд глаза открылись.