Чужой огонь

Толстой и Уэллс были бы разочарованны. Жизни на Марсе не было и в помине. Какие там злобные захватчики или благостно настроенные грации… Какие там усопшие в веках цивилизации! Что вы! На поверку не обнаружилось даже окаменевших следов пресловутых бактерий, которые якобы нашли в образцах грязно-бурого грунта, с горем пополам доставленных на Землю в 2008-м автоматической исследовательской станцией.

Пустыня. Холодная и молчаливая.

И, кстати говоря, вовсе не красная. Цвет почвы был скорее сизый с легким зеленоватым отливом. Марсианская кора, в том числе и осадочные породы, богаты оливином и окислами железа, которые придают планете плесневело-ржавый оттенок.

С каждым новым днем, проведенным на поверхности, члены экспедиции все отчетливей осознавали двояковыпуклый факт: Марс не оправдывает ожидания человечества. Одно за другим.

Он оказался не таким грозным, как представлялось нашим предкам. Он оказался бесполезным и чуточку кокетливым. Наигранно жеманным, словно дама в преклонном возрасте, которая боится собственного увядания и никчемности. По крайней мере – таким он представлялся сначала.

На протяжении недели не разыгралось ни одной пылевой бури – погодные условия сложились прямо-таки идеальные, и каждые восемь часов в западной части желтоватой линзы неба можно было наблюдать восход крохотного Фобоса. А карапуз Деймос взлетал над поселением лишь раз в сутки, но был слишком мал и отдален, чтобы видеть его невооруженным глазом даже сквозь сильно разреженные облака углекислоты.

Вместо пылевых самумов угрюмый сосед приготовил землянам другой неожиданный и жутковатый на первый взгляд сюрприз: в многочисленных долинах на северо-западе гор Фарсида в утренние часы стояли самые настоящие туманы, а ближе к полудню ветры поднимали охлаждающиеся воздушные массы и на высокие плато.

Хотя водяного пара в марсианской атмосфере совсем немного, но при низком давлении и температуре он находится в состоянии близком к насыщению – это и приводит к образованию дымки. Она не стелется по поверхности, как на Земле, а будто бы течет гигантскими воздушными реками, плавно огибая непривычные рельефы нагорий, заполняя на рассвете сырты, расщелины и кратеры призрачной мутью.

По размеру морозная планета в два раза меньше нашей, и поэтому несколько гротескно и вычурно выглядят здесь природные изыски. Дело в том, что для человеческого глаза масштабы на Марсе абсолютно иные. Если пустыня – то безграничность пыли и камней, которую не пересечь, если каньон – то бездонная пропасть с резкими тенями на бритвенных кромках, если вулкан – то гигантский исполин, из последних сил вздыхающий и тянущийся выпуклой грудью к далекому Солнцу.

Марс чужд нам. Он ценит время и расстояния…

Из шести членов экипажа огромного межпланетника «Конкистадор» четверо спустились на поверхность планеты; на орбите остались борт-инженер Еремин и астроном Торик – несколько раз в сутки они исправно выходили на связь.

Челнок, похожий на панцирь гигантской черепахи, сейчас стоял неподалеку от жилого модуля, слегка погрузив посадочные опоры в упругий грунт. Плато, на котором разбили первичную базу, было выгодно расположено в окружении покатых холмов; контуры их плавно изгибались и тонули в туманных низинах, словно вычерченные по исполинским лекалам.

Здесь, в горах Фарсида, участники экспедиции уже собрали практически весь материал, необходимый для детального рассмотрения и обработки на Земле: взяли пробы почвы с различных, доступных для простеньких буров глубин, с помощью радиолокатора SSR прозондировали породы на целый километр на предмет обнаружения жидкой воды или слоев льда, провели мониторинг климата, геодезические измерения, биохимический анализ минералов и атмосферы.

Дальнейший маршрут экспедиции включал в себя долины Атабаска на равнине Элизий – там, по данным зондов, следы недавнего вулканизма соседствовали с наносами, оставленными когда-то водным потоком, и не исключалась вероятность наличия гидротермальных отложений. Затем – кратер Гусев, в котором, возможно, когда-то было озеро, но вода прорвала стену и вытекла; каньон Мелас в долинах Маринера и Земля Меридиана, где геороботы обнаружили крупнозернистый гематит, который обычно образуется в воде… Это был топливный предел атмосферных перелетов челнока с учетом резерва для возвращения на «Конкистадор».

Нынешним утром геофизик Локтев и биолог – а по совместительству еще и врач – Повх готовились к последней вылазке в районе Фарсида. Им предстояло на тяжелом марсианском вездеходе «Крестоносец» продвинуться на пятьдесят километров к югу от базы и с помощью спектрометра альфа-частиц сделать анализ грунта – как выражался вульгарне Локтев: «Потыкать пальцем в телеса скал».

Единственный американец, принимающий участие в экспедиции, полностью организованной «Роскосмосом» – химик-атмосферник Рокферрер, – оставался с капитаном, чтобы помочь свернуть жилой модуль и демонтировать реактор.

Немногословный Демиденко воспринимал американца с хмурцой, считая, что включение иностранца в состав российского проекта такого масштаба – лишь неуклюжий политический реверанс в сторону запада, хотя тест на психологическую совместимость оба они прошли с безупречными результатами. Просто капитан «Конкистадора» Демиденко – матерый полковник ВКС – не верил, что в русских «ящиках» не нашлось на эту должность приличного атмосферника. Он вообще плохо понимал молодецкую разухабистость высших чинов «Роскосмоса», решивших запульнуть пилотируемую экспедицию на Марс так рано. Во-первых, ни космонавты, ни конструкторы, ни ученые не были толком готовы к 2010 году, ведь, согласно давно разработанной программе, лететь собирались только через семь-восемь лет. Во-вторых, чисто финансовый аспект: это ж надо – угрохать полтриллиона рублей на то, чтобы понюхать и полизать марсианские дюны, когда страна только-только приподняла голову над плинтусом мировой экономики. Ну и в-третьих, расстояние. Шутка ли – пропесочить пару-тройку сотен миллионов километров в пространстве?! Двигатели у «Конкистадора», конечно, не жидкостные, как у старичков «Союзов», а плазменные – это, бесспорно, замечательно. Но неужели трудно было подождать до 18 года, когда наступит очередное Великое противостояние, и Землю от холодной планеты будут отделять всего-то 57 с половиной миллионов кэмэ?…

Будто зажужжало у России в одном месте, и не смогла она сдержаться, подобно двенадцатилетнему детдомовцу, увидавшему сквозь заплеванное окно фотомодель, идущую по улице. Так и сиганул этот подросток с пятого этажа в чем был.

Демиденко, конечно, мечтал первым ступить на ржавые пески планеты, ставшей навязчивой идеей для землян со времен Скиапарелли, и понимал, что уже через несколько лет не смог бы не только возглавить, но и принять участие в экспедиции, будучи человеком в возрасте, близком к преклонному. Мечтал, понимал, радовался. Но в то же время был сторонником обстоятельности и расчета, а не безрассудных подвигов. Он как никто иной знал – космос не любит ребячества. Космос умеет жестоко наказывать…

Шипение декомпрессионных насосов утихло, и Демиденко активировал наружную пластину шлюза. Она поползла в сторону, открывая пустынную панораму нагорий. В это утро тумана было меньше, чем обычно, поэтому распустившийся над волнистым горизонтом венчик Солнца заливал плато жестким светом, заставляя каждый камешек рисовать рядом с собой резкий провал тени.

Каждый раз, когда капитан выходил на поверхность, ему казалось, что тишина разреженной атмосферы и спокойствие сизоватого пейзажа вот-вот лопнут, явив незваным гостям всю мощь чужой планеты, покажут свой таинственный норов.