Чужой в стране чужих (Чужак в стране чужой) (Чужак в чужой стране) (Другой перевод)
Шрифт:
Майк позволил, чтобы его стакан наполнили. Он не разделял отвращения Джил к происходящему. Он смутился, когда обнаружил, что Старший оказался всего-навсего испорченной едой, но отложил это на потом и сейчас упивался царящим внизу сумасшествием. У него был настолько сильный марсианский привкус, что он испытывал одновременно и ностальгию, и тепло родного дома. Здесь не было ничего марсианского, все было совершенно иным, и все же он грокал возрастающую близость, такую же настоящую, как и в водной церемонии, и в такой множественности и интенсивности, какой никогда не встречал вне своего гнезда.
Он узнал мисс Доун Ардент. Может, она пригласит его? Он узнал ее не по размерам и пропорциям, хотя она была почти того же роста, что и брат Джил, при почти тех же формах. Мисс Доун Ардент имела свое лицо, свои боли, печали и направления возрастания близости под теплой улыбкой. Он подумал, что мисс Доун Ардент может однажды пожелать разделить с ним воду. Сенатор епископ Бун заставлял его держаться настороже, — и он был рад, что Джубал не посадил их рядом, но он жалел, что мисс Доун Ардент отослали.
Мисс Доун Ардент так и не взглянула вверх; процессия увлекла ее в сторону.
Человек на платформе воздел руки. В огромной пещере стало тихо. Неожиданно он резко бросил руки вниз.
— Кто счастлив?
— Мы счастливы!
— Почему?
— Бог… любит… нас!
— Откуда вы знаете?
— Фостер сказал!
Он упал на колени, подняв над головой кулаки.
— Услышим же львиный рев!
Все заревели, завопили, завизжали, а он, размахивая кулаком, словно дирижерской палочкой, поднял их голоса вверх, потом опустил, загоняя почти до инфразвукового ворчанья, и бросил затем в крещендо, которое сотрясло даже балкон. Майк включился в хор с таким болезненным экстазом, что даже испугался, что вдруг отключится. Но Джил говорила, что он это не должен делать, только у себя в комнате. Он справился с собой и позволил теплым волнам прокатываться сквозь себя.
Человек на платформе поднялся с колен.
— Наш первый гимн, — быстро проговорил он, — посвящается Пекарням Манны, производителям Ангельского Хлеба, хлебов любви с улыбающимся лицом нашего архиепископа на каждой обертке, внутри которой может найтись ценный премиальный купон, который можно реализовать в ближайшей церкви Нового Откровения. Братья и сестры, завтра Пекарни Манны, имеющие отделения по всей стране, начинают гигантскую дешевую распродажу. Посылайте своих детей в школу с пузатой коробкой печенья архангела Фостера. Каждая штучка благословлена и завернута в соответствующий текст — и молитесь за то, чтобы каждое печенье, отданное приятелю, привело дитя грешника к свету. А теперь давайте оживим это святыми словами нашего любимца: «Вперед, дети Фостера». Все вместе…
— Вперед, дети Фосте-РА!
Разбейте врагов…
Наш щит — это ве-РА!
Опора — любовь!
— Второй куплет!
— Не слушайте грешни-КОВ!
С нами господь!
Майк так радовался, что даже не пытался грокнуть слова. Он грокал, что не слова были сутью; сутью была возрастающая близость. Танец начался снова, танцующие вместе с хором бормотали призывы и угрозы.
После гимна были объявления, небесные послания, новая реклама, уведомление о новом шифре на дверях. Второй гимн «Поднимая счастливые лица» был заказан Районным Универмагом Даттельбаума, «где спасенные покупают, ничего не боясь», поскольку там не предлагается товаров с клеймом конкурента — и в каждом отделе есть Комната Счастья для детей, где за ними присматривает сестра из спасенных.
Священник подошел к краю возвышения и приставил ладонь к уху.
— Диг-би… ДИГ-БИ!
— Что-что?
— Диг-би… ДИГ-БИ!
— Громче! Чтобы он вас услышал!
— ДИГ-БИ-ДИГ-БИ! — хлоп-хлоп, топ-топ. — ДИГ-БИ-ДИГ-БИ! — хлоп-хлоп, топ-топ.
Это продолжалось и продолжалось, пока здание не задрожало. Джубал наклонился к Буну.
— Еще немного, и им удастся то, что некогда сделал Самсон.
— Не бойтесь, — ответил Бун, не выпуская изо рта сигары. — Стены крепки, они поддерживаются верой. Храм построен, чтобы сотрясаться, так оно и было задумано.
Огни начали гаснуть, занавес разошелся в стороны, и ослепительное сияние очертило архиепископа, потрясающего над головой сомкнутыми руками.
Ответом ему был львиный рев, а он улыбался и посылал всем воздушные поцелуи. По пути к кафедре он остановился, поднял одну из одержимых, все еще бьющуюся в припадке, поцеловал, ее, осторожно упустил на пол и двинулся дальше, потом остановился и склонился над рыжеволосой женщиной. Он протянул руку за спину, и в ней очутился микрофон. Он обнял женщину одной рукой за плечи и приблизил к ее губам микрофон.
Майк не разобрал слов. Похоже, они не были английскими. Архиепископ стал переводить, выкрикивая обрывки фраз в паузах, когда переставала пузыриться пена:
— Архангел Фостер с нами… Он нами доволен. Поцелуйте сестру справа… Архангел Фостер любит вас. Поцелуйте сестру слева от вас. У него есть послание для вас.
Женщина заговорила снова. Дигби заколебался.
— Что такое? Умоляю, громче.
Она забормотала, срываясь на визг.
Дигби поглядел вверх и улыбнулся.
— Его послание предназначено пилигриму с другой планеты — Валентайну Майклу Смиту, Человеку с Марса! Где вы, Валентайн Майкл Смит? Встаньте!
Джил попыталась удержать его, но Джубал проворчал:
— Легче не противиться. Пусть встанет. Помаши рукой, Майк, и сядь.
Майк так и сделал, удивляясь, почему это все кричат: «Че-ло-век с Мар-са… Че-ло-век с Мар-са!»
Проповедь, похоже, имела какое-то отношение я к нему, но он не мог толком в этом разобраться. Слова были все-таки английскими; но казалось, что они неправильно приставлены друг к другу, и было так много шума, так много хлопанья в ладоши, так много выкриков «Алилуйя!» и «Счастливый день!», что он совсем смешался.
Проповедь окончилась. Дигби предоставил молодому священнику продолжать службу и вышел.
Бун поднялся.
— Идемте, дети мои. Мы должны опередить толпу.
Майк поднялся следом, держа Джил за руку. Вскоре они шли по сводчатому коридору.
— Это тот, что ведет к посадочной площадке? — спросил Джубал.
— Я велел шоферу подождать.
— А? — оглянулся Бун. — Да, тот самый. Но мы идем к архиепископу.
— Что? — Джубал остановился. — Нет, нам пора идти.