Чужой в стране чужих (Чужак в стране чужой) (Чужак в чужой стране) (Другой перевод)
Шрифт:
Парнишка бросился бегом со сцены, сжимая монету. Фокусник повернулся к ассистентке.
— Мадам Мерлин, что, мы будем сейчас делать?
Она что-то прошептала ему на ухо. Он покачают головой:
— Ну не здесь же перед всеми.
Она снова что-то шепнула ему. Фокусник вздохнул.
— Друзья, мадам Мерлин хочет в постель. Кто из джентльменов поможет ей?
Он удивленно взглянул на ринувшуюся толпу.
— О, не столько сразу! Кто-нибудь служил в армии?
Добровольцев было все еще слишком много. Доктор Аполло
— Там, за сценой, стоит армейская койка. Отбросьте вон тот занавес. Вот так. Теперь вынесите ее на сцену. Мадам Мерлин, лицом сюда, пожалуйста.
Пока добровольцы несли койку, доктор Аполло делал пассы.
— Спите… спите… вы уже спите. Друзья, она в глубоком трансе. Теперь, джентльмены, положите ее на койку. Осторожно…
Девушку, окоченелую, словно труп, положили на койку.
— Благодарю, джентльмены.
Фокусник взял парящую в воздухе палочку я простер ее к столу, стоявшему у края сцены. Из корзины с бельем поднялась простыня и подплыла к фокуснику.
— Укройте ее. Закройте голову. Не следует глядеть на спящую женщину. Спасибо. Можете спуститься вон туда. Прекрасно! Мадам Мерлин… вы слышите меня?
— Да, доктор Аполло.
— Вы крепко спите. Теперь вы чувствуете себя легкой. Вы спите на облаках. Вы парите…
Закрытая простыней фигура взмыла на фут.
— Ого! Не улетайте совсем.
Мальчишка шепотом объяснил:
— Когда он накинул простыню, она спустилась в люк. А там просто проволока. Он скинет простыню, проволока сожмется и исчезнет. Так кто угодно может.
Доктор Аполло пустил это мимо ушей.
— Чуть выше, мадам Мерлин. Выше… Так…
Фигура под простыней поднялась на шесть футов.
— Там железный прут, — зашептал мальчишка, — его не видно. Вон там, где край простыни свисает до койки.
Доктор Аполло попросил добровольцев убрать койку.
— Она больше не нужна: мадам Мерлин спит на облаках.
Он приблизился к парящей фигуре и прислушался.
— Громче, пожалуйста… Да?.. Она говорит, что и простыня не нужна.
— Ага, вот тут-то проволока и пропадет.
Фокусник сдернул простыню. Зрители вряд ли заметили, что она исчезла. Они глазели на мадам Мерлин, спящую в шести футах над сценой. Приятель парнишки, который так здорово разбирался в фокусах, спросил:
— И где же стальной прут?
Тот ответил:
— Надо смотреть не туда, куда он хочет. Они специально устанавливают свет так, чтобы он слепил глаза.
— Достаточно, прекрасная принцесса, — сказал доктор Аполло. Дайте вашу руку. Проснитесь!
Он повернул ее вертикально и помог сойти на сцену.
— Видал, куда она поставила ногу? Туда и ушел прут. — И мальчишка с удовлетворением добавил: — Просто трюк!
Фокусник выступил вперед.
— А теперь, друзья, уделите благосклонное внимание нашему ученому лектору, профессору Тимошенко…
Вперед вышел конферансье.
— Не уходите! Только сегодня и только благодаря разрешению Совета университетов и департамента безопасности этого прекрасного города мы предлагаем вот эти двадцать долларов тому из вас…
Гвоздь программы закончился. Артисты стали укладывать вещи и помалу готовить шатер к разборке. Поезд отходил утром, поэтому жилые помещения не трогали, чтобы можно было поспать, но со стороны зрительного зала рабочие уже начали снимать стойки.
Конферансье-владелец-менеджер поднялся в жилые помещения, проведя заключительный номер и выпроводив последних зрителей из зала.
— Смитти, не уходи. — Он протянул фокуснику конверт. — Мальчик, мне очень жаль… но вы с женой не поедете в Падуку.
— Я знаю.
— Понимаешь, тут нет ничего личного. Я должен думать о шоу. Мы берем пару менталистов. Они вместе демонстрируют скорочтение, затем она занимается френологией и хиромантией, а он показывает свое умение. Ты ведь знаешь, что у тебя нет сезонного контракта.
— Я знаю, — согласился фокусник. — Я не в обиде, Тим.
— Что ж, я рад, если так. — Конферансье поколебался. — Смитти, хочешь совет?
— Да, я приму его.
— О'кей. Смитти, твои фокусы на диво хороши. Но фокусы еще не делают фокусника. Ты словно в стороне стоишь от того, что делаешь. Ты ведешь себя, как артист — занимаешься своим делом и не обижаешься на выкрики из зала, и это тебе удается. Но ты не артист. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что делает ротозея ротозеем. Настоящий фокусник может заставить зрителей пораскрывать рты, достав из воздуха четвертак. Эта левитация, которую ты демонстрируешь — в жизни не видел ничего лучшего, но публика на нее не клюет. Не та психология. Теперь возьмем меня. Я не способен даже достать из воздуха четвертак. Я не умею ничего… кроме одного; но это одно достойно внимания. Я знаю ротозеев. Я знаю, чего они жаждут, даже если они и сами этого не знают. Это умение увлечь, сынок, и не важно, политик ли ты, проповедник на амвоне… или фокусник. Найди, что надо публике, и ты сможешь выкинуть из чемодана половину реквизита.
— Я думаю, вы правы.
— Я знаю, что я прав. Публике нужны секс, кровь и деньги. Мы не даем ей крови — но мы позволяем ей надеяться, что глотатель огня или метатель ножей однажды ошибется. Мы не даем ей денег. Но мы утверждаем ее в праве воровать, отнимая немного ее кровных. Мы не даем ей секса. Но почему семь из десяти покупаются на наш гвоздь программы? Они хотят увидеть голую задницу. И хотя ничего такого они у нас не видят, тем не менее уходят счастливыми.
Что еще нужно публике? Тайна! Люди хотят думать, что мир — весьма романтичное место, хотя это далеко не так. Эта работа — твоя… только ты к ней не способен. Сынок, публика знает, что твои фокусы — обман… да только они хотят верить, и тут ты им должен помочь. Вот чего тебе недостает.