Чюрлёнис
Шрифт:
Дочь Константинаса Ядвига назвала охотничьи хождения отца «страстью к бродяжничеству».
В один из не самых удачных для Аделе и трехлетнего Кастукаса день Константинас ушел из дому. Ни от жены (жили они душа в душу), ни от сына, которого обожал, а, как он сам объяснял, «просто так – на свет поглядеть».
Жена Опермана, узнав о случившемся, примчалась в Друскеники, забрала Аделе с сыном к себе.
Константинас вернулся через год. Аделе не сразу согласилась принять его обратно.
Константинас не любил вспоминать и рассказывать о своем путешествии, но из косвенных разговоров
Вероятно, на каком-то генетическом уровне от отца Кастукасу достались склонности к фантазиям и романтике. Он мечтал о более далеких путешествиях – в Африку, Индию и Австралию.
Дотянуться до клавиатуры
«Наш дом был музыкальным, – пишет Ядвига Чюрлёните. – Почти все дети умели играть на пианино, одни лучше, другие хуже. Музыка заполняла всю жизнь семьи: она была необходима как воздух, как солнце, как лекарство больному».
У Чюрлёнисов было пианино – «устаревшей конструкции». Приглашенный настройщик привел его, насколько было возможно, в рабочее состояние. Но с клавиатурой он совладать не смог – она оставалась тугой и с трудом поддавалась пальцам, детским – тем более. И все же Константинасу было на чем детей учить играть, первым – Кастукаса.
Ядвига Чюрлёните утверждала, что в семье абсолютный слух был у троих – у Кастукаса, Пятраса и у нее. Профессионального музыкального образования все дети не могли получить только из-за отсутствия материальных возможностей.
Вначале детей музыке учил отец, затем «перепоручил» младших старшим.
«Маленький Кастукас вместе с отцом играл в костеле на органе; он не только помогал отцу, но уже в девять лет занимал место за органом, и в храме звучала исполняемая им музыка».
Предыдущее предложение взято нами в кавычки не случайно. Обращаем внимание на возраст юного органиста – девять лет. Внимательно знакомясь с публикациями о Чюрлёнисе, можно прочесть и следующее: «Константинас приводил шестилетнего Кастукаса в костел, и мальчик полностью пробуждался ото сна, играя “адинки” (то есть на католическом молебне, читавшемся по воскресеньям в шесть часов утра); доктор Маркевич (о нем позже. – Ю. Ш., В. Ж.) был удивлен и обрадован способностями к музыке пятилетнего сына своего нового друга. Он слушал его игру не только на органе, но и на пианино. На пианино Кастукас исполнял песенки, легонькие пьесы».
Борис Леман в очерке «Чурлянис» (1912; 1916) пишет: «Уже рано в будущем художнике сказалось влечение к музыке, и пяти лет мы видим его карабкающегося на стул, чтоб дотянуться до клавиатуры рояля».
Трудно себе представить пятилетнего малыша, «дотягивающимся до клавиатуры рояля», которого в доме Чюрлёнисов не было и быть не могло, хотя бы потому, что и дома-то у них не было. Но еще труднее представить пяти-шестилетнего ребенка, играющего на органе.
Из книги в книгу, из публикации в публикацию в периодике, а теперь и в интернете перекочевывает информация о том, что наш герой азы игры на органе начал постигать в столь юном возрасте. Едва ли это так.
Органисты рекомендуют начинать обучение игре на органе самое раннее лет в девять-десять.
Известный американский музыкант Малкольм Когут [9] пишет:
«Некоторые старые учителя советовали учиться играть [на органе] только после пятнадцати лет или около того, когда мениск, кости и сухожилия в значительной степени сформированы. У многих методистов и учителей есть свои собственные мнения на этот счет.
После самого первого урока у ученика, независимо от возраста или инструмента, движение жестко встроено в мозг, и если это неправильное движение, он будет вести заурядную жизнь. Вот почему первый учитель должен быть самым лучшим.
9
Malcolm Kogut (англ.).
Напротив, прелесть того, что ребенок начинает играть с самого раннего возраста, заключается в том, что он, естественно, играет с руки. Очень маленькие дети инстинктивно знают, что пальцы недостаточно сильны и не эргономичны для игры, поэтому они естественным образом играют с весом руки и часто с идеальным выравниванием предплечья и локтя. Это жизненно важный первый урок, который дети постарше часто не понимают, потому что вредные привычки к движениям уже начали укореняться и закрепляются в мозгу из-за других занятий.
Молодые, маленькие тела не способны полноценно играть на органе, если они не могут дотянуться до мануалов или педалей. Многие скамейки для органа не регулируются, что может серьезно повлиять на способность ученика играть, но, что более важно, может быть нарушена осанка, эргономика и техника. Более зрелое тело может достичь того, чего ему нужно достичь, и, надеюсь, обучено вносить надлежащие эргономические изменения в тело, чтобы облегчить доступ к руководствам, которые не находятся на должной высоте…»
Теперь о костеле, где на органе играли отец и сын Чюрлёнисы. Это не костел Пресвятой Девы Марии Шкаплерной, являющийся одной из достопримечательностей Друскининкая. Существующий ныне начали возводить в 1912 году, причем так, что старый костел, невысокий, уютный, белый, оставался некоторое время внутри возводимого. Строительство прервали Первая мировая война, революционные события – оно возобновилось только в 1924 году и закончилось в 1931-м.
Прежний костел, кстати, запечатлен на рисунках Чюрлёниса.
Проходя мимо костела
– Моим сватом стал орган! – говорила, как помнит читатель, Аделе детям, вспоминая свое знакомство с будущим мужем, их отцом.
Орган оказался судьбоносным и для нашего героя, Микалоюса Константинаса Чюрлёниса.
Как-то, проходя мимо костела, доктор Маркевич услышал исполняемый на органе хорал Баха. Он вошел внутрь, долго слушал музыку, потом подошел к органисту и представился:
– Маркевич, Юзеф. Доктор.
В ответ услышал:
– Чюрлёнис, Константинас. Органист. – Константинас выдержал паузу и иронично заулыбался: – Извините, кто в Друскениках не знает доктора Маркевича!