Чжуанцзы (перевод Л.Д. Позднеевой)
Шрифт:
Учитель Лецзы спросил Стража Границы:
— Настоящий человек идет под водой и не захлебывается, ступает по огню и не обжигается, идет над тьмой вещей и не трепещет. Дозвольте спросить, как этого добиться?
— Этого добиваются не знаниями и не ловкостью, не смелостью и не решительностью, а сохранением чистоты эфира, — ответил Страж Границы. — Сядь, я тебе [об этом] поведаю. Все, что обладает формой и наружным видом, звучанием и цветом, — это вещи. [Различие] только в свойствах! Как же могут одни вещи отдаляться от других! Разве этого достаточно для превосходства [одних над другими]? Но разве могут [другие] вещи остановить того, кто сумел понять и охватить до конца [процесс] создания вещей из бесформенного, [понять, что
Ведь пьяный при падении с повозки, даже очень резком, не разобьется до смерти. Кости и сочленения [у него] такие же, как и у [других] людей, а повреждения иные, ибо душа у него целостная. Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно. [Думы о] жизни и смерти, удивление и страх не нашли места в его груди, поэтому, сталкиваясь с предметом, [он] не сжимался от страха. Если человек обретает [подобную] целостность от вина, то какую же целостность должен он обрести от природы. Мудрый человек сливается с природой, поэтому ничто не может ему повредить.
Мститель не станет ломать [мечей] Мо[се] и Гань[цзян] {1} . Подозрительный не станет гневаться на сброшенную ветром черепицу. [Если] в Поднебесной [всего] будет поровну {2} , не станет ни смуты — нападений и войн, ни казней — убийств, обезглавливания. Значит, путь развивает не человеческую, а естественную природу. С раз, — витием природного рождаются свойства, с развитием человеческого появляются разбойники. [Если] не пресыщаться естественным, не пренебрегать человеческим, народ станет близок своей истинной [природе].
1. Мо[се] и Гань[цзян] — пара легендарных мечей, носящих имена их создателей — оружейника (Гань Цзян) и его жены (Mo Ce), вариант — один меч, <см. стр. 116>.
2. Одна из черт даосской утопии.
Направляясь в Чу, Конфуций вышел из леса и заметил Горбуна, который ловил цикад, будто [просто] их подбирал.
— Как ты искусен! — воскликнул Конфуций. — Обладаешь ли секретом?
— Да! У меня есть секрет, — ответил ловец цикад. — В пятую-шестую луну кладу на коконы [цикад] шарики. [Из тех, на которые] положу два [шарика] и [шарики] не упадут, теряю немногих; [из тех, на которые] положу три [шарика] и [шарики] не упадут, теряю одну из [каждых] десяти; [тех же, на которые] положу пять шариков и не упадут, [ловлю всех просто], будто подбираю. Я стою, словно старый пень, руки держу, словно сухие ветви. Как бы ни велика была вселенная, какая бы тьма тварей в ней ни существовала, мне ведомы лишь крылатые цикады. Почему бы мне их не ловить, [если] ничто [другое] не заставит меня шевельнуться, ни на что в мире я не сменяю крылышки цикады!
— Вот каковы речи того Горбуна! Воля его не рассеивается, а сгущается в душе! — воскликнул Конфуций, обернувшись к своим ученикам.
Янь Юань рассказал Конфуцию:
— Когда я переправлялся через пучину Глубина кубка, Перевозчик правил лодкой, как бог. Я спросил его: «Можно ли научиться управлять лодкой?» «Да, — ответил он. — У прекрасного пловца [к этому] особые способности, а если это водолаз, то [он] примется управлять лодкой, даже не видав ее прежде в глаза». Я спрашивал [еще], но [он] мне более не отвечал. Осмелюсь ли задать вопрос: «Что это означает?».
—
Мастер игры [со ставкой] на Черепицу станет волноваться при игре на [серебряную] застежку и потеряет рассудок при игре на золото. Искусство одно и то же, но стоит появиться ценному, и внимание перейдет на внешнее. Внимание же к внешнему всегда притупляет [внимание к] внутреннему.
Тянь Кайчжи встретился с чжоуским царем Величественным {3} и царь спросил [его]:
— Что ты слышал от жреца Шэня, когда с ним прогуливался? Мне говорили, он изучает долголетие.
— Что [я], Кайчжи, мог слышать от учителя? [Ведь я] стоял с метлой, прислонясь к воротам, — ответил Тянь Кайчжи.
— Не уклоняйся, Тянь, — сказал царь. — Мне хочется об этом услышать.
— [Я] слышал от учителя, — заговорил Кайчжи, — что умеющий поддерживать жизнь подобен пастуху: смотрит за отстающими овцами и их подгоняет.
3. Чжоуский царь Величественный (Вэйгун) — по комментарию Цуя, — сын царя Хуаня, который правил в Чжоу с 719 по 697 г. до н.э. О Величественном, Тянь Кайчжи и жреце (Чжу) Шэне других известий не сохранилось.
— Что это значит? — спросил чжоуский царь Величественный.
— Одинокий Барс {4} жил в Лу на высокой горе, пил [лишь] воду, ни с кем не делил наживы. Прожил лет до семидесяти, а выглядел будто младенец. Но на беду повстречался с голодным тигром. Голодный тигр убил его и сожрал. Жил [там и] Чжан Смелый. На высоких воротах [у него] висели тонкие занавеси, и каждый к нему заходил. Прожил лет до сорока и умер от болезни — лихорадки. Одинокий Барс поддерживал свое внутреннее, а тигр съел его внешнее. Смелый поддерживал свое внешнее, а болезнь напала на его внутреннее. Оба они не подгоняли свое отстающее.
4. Одинокий Барс (Шань Бао); Чжан Смелый (И) — рассказ о них ср. «Хуайнаньцзы», цз. 18, VII, 325.
Конфуций сказал:
— Не уходить и не таиться, не выходить и не красоваться, выситься посередине, будто сухое дерево, — тот, кто усвоит эти три [условия], непременно достигнет высшей славы. Ведь перед опасной дорогой, где из десяти убивают одного, отцы и сыновья, старшие и младшие братья предостерегают друг друга и осмеливаются выходить только со многими воинами и слугами. Не есть ли это знание об опасности, которой подвергается человек? Но сколь заблуждается тот, кто не умеет предостеречь [людей], возлежащих на циновках во время еды и питья!
Жрец Сородич {5} в парадной одежде и в шапке, войдя в хлев для жертвенных животных, спросил Кабана:
— Зачем ты страшишься смерти? Разве тебе не нравится, что три луны я стану тебя откармливать, десять дней буду поститься, три дня бодрствовать, а [уж потом], подостлав белый пырей, возложу твои лопатки и крестец на резную жертвенную подставку?
Заботившийся о Кабане сказал:
— Лучше кормиться отрубями и мякиной, да оставаться в хлеву!
5. Жрец Сородич (Чжу Цзунжэнь) — персонаж аллегорический.