Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Но здесь сказалась слабость заговорщиков. Лишь один акт они смогли подготовить, лишь совершить убийство. Им достало сил вонзить кинжалы на пять дюймов в глубь тела безоружного — но этим их решимость оказалась исчерпанной. Вместо того чтобы захватить власть и использовать ее для восстановления республики, они стали домогаться амнистии и вести переговоры с Антонием; они дали друзьям Цезаря возможность собраться и, таким образом, упустили драгоценное время. Цицерон прозорливо чувствует опасность. Он видит, что Антоний готовится к ответному удару, который должен покончить не только с заговорщиками, но и республиканскими устремлениями народа. Цицерон предупреждает, горячо убеждает, выступает с речами, защищая заговорщиков, стремится побудить народ к решительным действиям. Но — ошибка, присущая людям во все времена! — сам он не действует. Все возможности теперь у него в руках. Сенат готов поддержать его, народ лишь ждет человека, который решительно и смело взял бы в руки бразды правления, выпавшие из крепких рук Цезаря. Никто не противился бы этому, все бы с облегчением вздохнули,

если бы он захватил сейчас власть, обеспечил порядок в

городе, пораженном хаосом.

Наконец-то через много лет после речи против Каталины в мартовские иды 44 года для Марка Туллия Цицерона наступил час всемирно-исторического значения, час, так страстно им ожидаемый. Он знал, как следует использовать это мгновение,— нам всем в школе рассказывали об этом событии совсем не так, как оно происходило на самом деле. В анналах Ливия, в жизнеописаниях Плутарха Цицерон упомянут не просто как один из значительных писателей Древнего мира, а как истинный гений римской свободы. Ему принадлежит бессмертная слава — именно он на форуме Рима открыто заявил: «Власть следует отобрать у диктатора и возвратить ее народу».

Вновь и вновь в истории повторяется трагедия, когда человек духа, казалось бы внутренне обязанный взять на себя ответственность, в решающий час столь редко становится человеком поступка. Вновь и вновь в человеке духа, в творческой личности рождается раздвоенность. Он лучше других современников видит безумие мира, его тянет вмешаться, и, повинуясь порыву, он со страстью бросается в политическую борьбу. Но в то же время он и колеблется, он не уверен, следует ли отвечать насилием на насилие. Присущая ему внутренняя ответственность заставляет его бояться прибегать к насилию, к террору, проливать кровь. И это колебание, эта боязнь совершить нечто непоправимое — чувства, поразившие его именно в этот единственный, решающий час,— не только запрещают ему проявить беспощадность, но и вообще парализуют его силы. После первых признаков воодушевления Цицерон с опасной прозорливостью оценивает сложившееся положение. Он смотрит на заговорщиков, которых еще вчера прославлял как героев, и видит, что они всего лишь малодушные люди, бегущие от тени свершенного ими поступка. Он смотрит на народ и видит, что тот уже давно ничем не похож на populus romanus, прежний героический римский народ, о котором он мечтал,— теперь это выродившийся плебс, думающий лишь о своей выгоде, о своих удовольствиях, требующий panem et circenses — хлеба и зрелищ, народ, сегодня с восторгом приветствующий Брута и Кассия, убийц, завтра — Антония, призывающего к мести за убийство, а на третий день — Долабеллу, топчущего изображение Цезаря. Цицерон понимает: никто в этом городе выродившихся людей уже не служит честно идее свободы. Все они хотят власти или наслаждений — напрасно был устранен Цезарь, ибо все они теперь наперебой спорят о его наследстве, о его деньгах, его легионах, его власти; лишь для себя, а не для священного римского дела ищут они выгод и пользы.

По прошествии двух недель после его неосторожного энтузиазма Цицероном овладевают усталость и неверие: никого более не волнует идея восстановления республики, национальное чувство угасло, понятие свободы исчезло. И он начинает испытывать отвращение к этой мерзкой сумятице. Он не питает более иллюзий относительно убедительности своих речей в оправдание убийства Цезаря. Чтобы спасти родину от гражданской войны, он сыграл роль примирителя, сыграл ее неудачно — либо недостаточно убедительно, либо без должного мужества. Страну он предоставляет своей судьбе. В начале апреля Цицерон покидает Рим и возвращается — вновь разочарованный — к своим книгам, в свою уединенную виллу, в поместье, что в местечке Путеолы у Неаполитанского залива.

Вторично бежит Марк Туллий Цицерон из мира в свое одиночество. Теперь он наконец понял, что как ученый, как гуманист, как хранитель законов он с самого начала оказался бессильным в сфере, где сила является правом и отсутствие совести ценится выше мудрости и миролюбия. Потрясенный, он вынужден признать, что та идеальная республика, которую он в грезах своих хотел бы дать родине, что восстановление старой римской нравственности — в эти изнеженные времена нереальны. Но поскольку сопротивляющийся материал не поддается его усилиям, он хочет по крайней мере спасти так страстно желаемое, свою мечту, для более мудрых людей будущего; не должны, не могут бесследно исчезнуть усилия, мечты, надежды, опыт, накопленный шестидесятилетним человеком,— нельзя им пропасть с его смертью. И, оценив свои силы, этот сломленный человек решает оставить последующим поколениям завещание. Так, в эти дни своего одиночества он создает последнее и самое значительное свое произведение — «De officiis» («Об обязанностях»), учение об обязанностях человека перед собой и перед своим государством, обязанностях, которые должен исполнять независимый, нравственный человек. Это политическое и моральное завещание было написано Марком Туллием Цицероном в Путеолах осенью 44 года, осенью его жизни.

Сама форма трактата свидетельствует о том, что это произведение о взаимоотношениях индивидуума и государства является завещанием, последним словом человека, ушедшего от общественной жизни и отказавшегося от всех политических пристрастий. Этот труд адресуется автором сыну. Цицерон откровенно признается в том, что отстранился от общественной жизни не из безразличия к ней, а потому лишь, что, как свободомыслящий человек, как римский республиканец, считал служение диктатуре невозможным, несовместимым со своим достоинством, со своей честью. «Пока государство еще управлялось людьми, которых оно само выбирало, я посвящал свои силы, свой ум res publica. Но с тех пор как все оказалось под dominatio unius, властью одного человека, уже не осталось возможности служить обществу или авторитету». С тех пор как был упразднен сенат и закрылись суды, что мог бы он делать в сенате или на форуме, сохраняя самоуважение? Теперь же ему недоступна общественная, политическая деятельность. «Scribendi otium поп erat» («пишущий досуга не имеет») и он не может излагать в законченной форме свое мировоззрение. Но однако, оказавшись в вынужденном бездействии, он желает это свое бездействие по крайней мере использовать, следуя великолепным словам Сципиона, который «говаривал, что он никогда не пользуется досугом в меньшей степени, чем тогда, когда он им пользуется, и никогда не бывает менее один, чем тогда, когда он один».

Излагаемые в трактате мысли об отношении индивидуума к государству часто не новы и не оригинальны. Автор связывает прочитанное им со своим опытом: и в шестьдесят лет диалектик не всегда становится писателем, компилятор — творческой личностью. Однако на этот раз воззрения Цицерона — и это ощущается по тону печали и горькой обиды — проникнуты иным пафосом. Во время кровавых гражданских войн, во время, когда орды преторианцев и партийных бандитов борются за власть, ум истинного гуманиста, осознавшего значимость нравственных ценностей и идеи терпимости — а таких, как всегда, в подобные времена единицы,— вновь грезит о вечной мечте, о спокойствии в мире. Справедливость и закон — лишь они должны быть незыблемыми опорами государства. Властью в государстве должны обладать внутренне порядочные люди, а не демагоги, и тем самым будет обеспечиваться соблюдение законов. Никто не вправе навязать народу свою волю, свой произвол, и поэтому долгом и обязанностью каждого гражданина Рима является неподчинение воле любого подобного честолюбца, «hoc omne genus pestiferum acque impium — всего этого коварного, нечестивого племени, стремящегося лишить народ власти. С ожесточением Цицерон, непреклонный защитник независимости, отвергает любую связь с диктатором, любую службу под его руководством. «Nulla est enim societas nobis cum tyrannis et potius summa distractio est».

Цицерон утверждает: деспотизм насилует любое право. Истинная гармония в любом обществе может возникнуть лишь тогда, когда находящиеся у власти люди будут интересы общества ставить выше личных выгод, которые они могли бы получить благодаря своему положению. Общество выздоровеет лишь тогда, когда государство перестанет в роскоши и расточительстве проматывать свои материальные ценности, а будет распоряжаться ими разумно, претворяя их в ценности духовные и художественные, когда аристократия откажется от своего высокомерия, а плебс, вместо того чтобы принимать взятки от демагогов и продавать государство какой-нибудь одной партии, потребует свои естественные права. Подобно всем гуманистам, сторонник середины, Цицерон требует уравнивания имущественных и правовых контрастов. Рим не нуждается ни в каком Сулле, ни в каком Цезаре, ни в каком Гракхе: диктатура опасна, опасна и революция.

Многое из того, о чем пишет Цицерон, сказано было Платоном в «Государстве», а теперь можно прочесть у Жан-Жака Руссо, в работах всех идеалистических утопистов. Но завещание Цицерона поразительным образом возвышает его над своим временем, ибо в нем заключено некое новое чувство, которое за несколько десятков лет до возникновения христианства впервые нашло выражение в слове — чувство гуманизма. В эпоху жестоких зверств, когда даже Цезарь, завоевав город, дает приказ отрубить руки двум тысячам пленников, когда пытки и гладиаторские бои, ежедневные казни и убийства обыденны, поднимается первый и единственный протест Цицерона против любого злоупотребления властью. Он осуждает милитаризм и империализм своего народа, эксплуатацию провинций и требует, чтобы страны никогда не присоединялись к Римскому государству мечом, а единственно лишь через распространение культуры и обычаев. Он решительно высказывается против разграбления завоеванных городов и требует — для тогдашнего Рима это требование абсурдно — милосердия по отношению к бесправнейшим из бесправных, к рабам: «Adversus infirmus justitia esse servandum. Провидческим оком он видит гибель Рима из-за его побед, слишком быстро следующих одна за другой, из-за ненормальных, исключительно насильственных, завоеваний мира Римом. Начиная с диктатуры Суллы нация начала вести войны лишь ради трофеев. Ради добычи в государстве утрачена законность. И всегда, когда народ силой отнимает свободу у другого народа, боги таинственным образом мстят ему — он лишается своей собственной удивительной силы, силы одиночества.

Ради преходящих иллюзий империи ведомые тщеславными военачальниками легионы завоевывают Парфию и Персию, Германию и Британию, Испанию и Македонию, и в своем трактате Цицерон поднимает одинокий голос против этих опасных успехов: он видит, что кровавый посев завоевательных войн даст более кровавый урожай гражданских войн, и бессильный защитник человечности торжественно заклинает своего сына чтить как высший и важнейший идеал тесное adiumenta hominium, взаимодействие людей. И вот человек, слишком долго бывший ритором, адвокатом и политиком, ради денег и славы с равно блестящим мастерством защищавший и правое и неправое дело, человек, который вмешивался в любое дело, добивался богатства, официального признания своих действительных и мнимых заслуг, рукоплесканий народа, наконец-то в осень своей жизни пришел к этому осознанию истины. Перед своей кончиной Марк Туллий Цицерон, до сих пор лишь гуманист, становится первым защитником гуманизма.

Поделиться:
Популярные книги

Ученик. Книга третья

Первухин Андрей Евгеньевич
3. Ученик
Фантастика:
фэнтези
7.64
рейтинг книги
Ученик. Книга третья

Пограничная река. (Тетралогия)

Каменистый Артем
Пограничная река
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
9.13
рейтинг книги
Пограничная река. (Тетралогия)

Брачный сезон. Сирота

Свободина Виктория
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.89
рейтинг книги
Брачный сезон. Сирота

Авиатор: назад в СССР 14

Дорин Михаил
14. Покоряя небо
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Авиатор: назад в СССР 14

Измена. Я отомщу тебе, предатель

Вин Аманда
1. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.75
рейтинг книги
Измена. Я отомщу тебе, предатель

Жена моего брата

Рам Янка
1. Черкасовы-Ольховские
Любовные романы:
современные любовные романы
6.25
рейтинг книги
Жена моего брата

Искатель. Второй пояс

Игнатов Михаил Павлович
7. Путь
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
6.11
рейтинг книги
Искатель. Второй пояс

Приручитель женщин-монстров. Том 8

Дорничев Дмитрий
8. Покемоны? Какие покемоны?
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Приручитель женщин-монстров. Том 8

Я не Монте-Кристо

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
5.57
рейтинг книги
Я не Монте-Кристо

Возвращение

Кораблев Родион
5. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
6.23
рейтинг книги
Возвращение

Мой любимый (не) медведь

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
7.90
рейтинг книги
Мой любимый (не) медведь

Сумеречный Стрелок 3

Карелин Сергей Витальевич
3. Сумеречный стрелок
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Сумеречный Стрелок 3

Беглец. Второй пояс

Игнатов Михаил Павлович
8. Путь
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
боевая фантастика
5.67
рейтинг книги
Беглец. Второй пояс

Я не князь. Книга XIII

Дрейк Сириус
13. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я не князь. Книга XIII