Циция

Казбеги Александр Михайлович

Чеченские юноши смотрели на мохевскую девушку восхищенными глазами, то один мчался за нею в пляске, то другой кидался вдогонку, пытаясь заступить ей путь, и печально глядел вслед быстро увернувшейся девушке, которая, покачивая своим тонким станом, стремительно удалялась от своего преследователя.

Радостно билось сердце у юношей, сама жизнь трепетала в каждом их движении, потому что юность мохевки и слегка усталый взгляд ее ласково черных глаз неудержимо манили, притягивали к себе. Бежия и его хозяева взошли как раз на это плато и стали смотреть на танцы.

Глаза мохевца быстро нашли ту, кого искали, он увидел Цицию, и сердце его так сильно заколотилось в груди, что он поднес к нему ладонь, как бы стараясь удержать его на месте. Сперва кровь прилила к его лицу, потом он сразу побледнел, глаза его сверкнули радостью, он шагнул вперед, взглянул на нее еще раз и остановился: Циция плясала, она была довольна и счастлива.

«Что это значит? Чему она рада? – подумал он и снова посмотрел на Цицию. – Смеется, – значит, счастлива, значит, не насильно ее увезли!» – в глазах у него потемнело, он с трудом удержался на ногах.

«Как же мне быть? Пропал я!.. – и вдруг мелькнула злобная мысль: – Султи ответит за все!..»

И он принялся искать его глазами. «Вот он! Господь еще не совсем отвернулся от меня! Да, но почему он такой невеселый, притихший, почему стоит в стороне? Какая-то печаль гнетет его, он не участвует в общей радости!»

Бежия стал следить за ним. Вдруг лицо Султи просияло. Бежия проследил его взгляд: Циция, улыбаясь, направилась прямо к Султи, подошла к нему, положила ему руки на плечи, заговорила с ним.

– Брат мой, почему ты грустен?…

– Не знаю! – убитым голосом ответил горец.

– Я хочу, чтобы ты веселился… Ты должен потанцевать со мной!

– Как хочешь! – Султи посмотрел на девушку взглядом, говорящим: «Разве я могу отказать тебе? Приказывай, я ведь твой раб!»

Бежия не слышал их слов, и тысячи мыслей, одна мрачнее другой, вихрем пронеслись в его голове. Он схватился за кинжал и двинулся к Султи, который стоял к нему спиной.

– Воровать ты умеешь, покажи-ка теперь свою отвагу! – крикнул он чеченцу, и кинжал сверкнул в его руке. Султи повернулся и, увидев перед собой человека с обнаженным кинжалом, мгновенно сам выхватил кинжал и приготовился к удару.

Циция оцепенела от неожиданности, появление Бежии испугало и удивило ее.

Противники двинулись друг к другу с обнаженными кинжалами в руках и уже готовились к схватке, как вдруг звонкий женский крик огласил воздух, и шелковый платок упал к их ногам.

Оба замерли перед платком Циции. Все это произошло так быстро, что люди, стоявшие рядом, сперва пришли в замешательство, но тотчас же опомнились. К Султи и Бежии подбежали их хозяева, соседи, – все принялись их расспрашивать и успокаивать.

– Бежия, не стыдно тебе? – вдруг услышал Бежия голос Циции.

– И ты еще можешь меня упрекать? – с горечью воскликнул Бежия.

– Конечно, могу! Ведь ты чуть не убил моего побратима. Султи – мой названный брат.

– Названный брат?! – спросил Бежия, и в то же мгновение Султи воскликнул: «Бежия!» Кровь отлила от его лица. Он скрестил руки на груди и спокойно подошел к своему сопернику.

– Бежия! – сказал он. – Я похитил твою невесту, потому что любил ее. Я надеялся, что и я полюблюсь ей. И тогда, клянусь, ополчись на меня целый свет, никто не сумел бы отбить ее у меня… Но счастье улыбнулось тебе, она любит тебя, а мы с ней стали отныне братом и сестрой… Теперь ты можешь пустить в ход оружие, никто не будет тебе за это мстить… Пролей мою кровь, если хочешь…

– Клянусь, мохевцы умеют и принять друга, и встретить врага! – воскликнул Бежия и обнял Султи.

Циция убежала домой к своим хозяевам, так как появился ее жених, а по горским обычаям невесте не пристало быть с ним на людях.

23

Об этом событии скоро узнал весь народ. Обряд побратимства между Султи и Бежией совершили деканозы: заставили их клятвенно повторить обет, сделать одинаковые насечки на палке, которая затем была торжественно замурована у основания ограды храма. Джариахские жители поздравляли Султи и Бежию с тем, что они побратались, и каждый зазывал их к себе в гости, – отведать хотя бы по чарке водки или по кружке пива.

Во время всеобщего радостного оживления к Султи вдруг подбежал мальчик и шепнул ему, что кто-то дожидается его в ближнем лесу.

Султи пошел за мальчиком. Из чащи вышел человек, закутанный в бурку. Султи узнал его.

– Темурка? Ты зачем?

– Я прискакал предупредить тебя; сюда идут, чтобы тебя убить. Гляди, как я загнал коня.

– Кто? Много их?

– Нет, один, но он стоит многих.

– Ты как узнал об этом?

– Я сам его видел. Он мохевец.

– Ты говорил с ним?

– Я даже ранил его!

– Ранил? – Султи вспомнил, что у Бежии перевязана рука.

– Не Бежия ли это был?

– Да, кажется, он. Но он уже получил свое… А лошадь-то я как загнал!.. – хвастался Темурка.

– Ты лучше о себе пожалей! – вскричал Султи. – Ведь ты ранил моего побратима. Ты передо мной в ответе за его кровь!

Темурка побледнел и весь затрясся от страха. Султи потащил его на поляну.

Старейшие вмешались в дело. Они сурово осудили поступок Темурки и вынесли решение, которое огласил один из старейших.

– Народ! – обратился он к собравшимся: – Темурка признан виновным. Он занимался доносами. Ради денег и собственной выгоды он постоянно предавал людей, он попирал хлеб-соль, оскорблял честь гостеприимства, не щадил ни женщин, ни мужчин, лишь бы насытить свою ненасытную утробу. Он скрывал у себя воров и врагов народа. Не подобает ему жить среди нас. Отныне он умер для всех джариахцев, пусть уходит прочь, пусть до захода солнца он выйдет за пределы нашего края. Уходи, – жалеем о том, что пригревали тебя до сих пор, как брата родного, – обратился старейший к Темурке.