Цикл произведений 'Родина'
Шрифт:
Вдруг, откуда не возьмись, появился Виноград. Посмотрел на нас и тоже решил принять участие в уничтожении противника. Взял РПК и с рук, как в американском кино, стал вторить Соседу, отправляя в девятиэтажку тучи пуль 5,45.
И так - минут двадцать.
– Етит вашу мать!
– обогнув забор, навстречу нам бежал боец.
– Кто стрелял? Кто стрелял, козлы?
Остановившись, он долго не мог успокоить дыхание и, тяжело выдыхая, вытирал пот со лба. Мы молчали.
– Майор ***! Мои штурмуют здание! А отсюда лупанули из пулемета!
– он снял бушлат и бросил его на бетон.
–
– Я стрелял, - тихо признался Виноград.
– У меня, бля, сегодня итак, пятьдесят человек полегло! И ты тут, козел безрогий!
– отчаявшись, майор махнул рукой, присел и закурил.
– Скажи, боец, какого хрена ты отсюда стрелял? Насмотрелся фильмов и решил поиграть? Рэмбо хренов! Может, наградить тебя?
– За что, товарищ майор?
– Скоро сам увидишь! Салага, бля, долбанутый! Даже бить тебя, и то желания нет! Козел!
– майор встал и, окатив нас пренебрежительным взглядом, пошел по направлению к временному штабу самарских.
– Поиграть решили, вояки хреновы. Что же вы в атаку под пули не идете? Из-за спины бьете. Эх, понабрали детей...
Через минуты три мы увидели двух бойцов, бежавших с раненым на руках. Парень обмяк и обвис на своих товарищах. Рана была тяжелой - из пробитого горла фонтанчиком била кровь. Раненый дрожал неестественной дрожью и несколько раз резко дернулся, похоже, отходя в мир иной.
– Что с ним?
– Сосед, посмотрев на раненого, покраснел и вспотел.
– Мы на втором этаже на лестнице с двумя духами бились. Он стоял напротив окна. Пуля попала в горло... сзади... рикошетом...
– А духов че, грохнули?
– Когда его ранило, мы уже срубили духов...
Бойцы ушли, оставив нас наедине с нашими мыслями. Мы молчали. Не слышали и не видели ничего. Просто сидели и молчали.
– Это я его... задел... я...
– Виноград пнул ящик из-под патронов и посмотрел на пулемет.
– Это я его... убил...
Гороховый суп.
Утро. Семь часов. Просыпаюсь. Спал хорошо, не жалуюсь. Но глаза открывать не хочется, хочется спать до бесконечности, до конца войны, чтобы открыл глаза и раз - ты уже дома. Но и спать страшно, придется встать и вылезти наружу. Открываю глаза - возвращаюсь к реальности, которую и не покидал. "Вжик, вжик, вжик, вжик, вжик..." - тот же свист пуль, что и вчера, и позавчера, и, кажется, всю жизнь, целую вечность одно и то же - "вжик, вжик, вжик, вжик, вжик...". Спал-то всего ничего - четыре часа, а бок ноет, будто на голом льду лежал неделю. Тут почки застудить - за делать нефиг, быстро, как в аду поджариться. Чувствую, еще пару дней такого скрюченного недосыпания внутри бэхи, и все - или от простуды загнусь, или с ума сойду.
Сосед тоже проснулся: дергается, ворчит чего-то недовольно, постанывает, поскуливает. Я трясу его за плечо:
Сосед! Мыться пошли!
Пошел ты! Никуда я отсюда не пойду, мне и здесь хорошо. Домой хочу!
Сосед!
– О-о-о! Иду, иду, - Сосед, сморщившись от неприятных предвкушений, поднимает свои опухшие веки.
– Иду, будь ты неладен.
Отбрасываю спальник, открываю люк, выбираюсь наружу.
Ну, че? Кончилась война?
Свист пуль ему в ответ.
Сам знаю, что нет. И спросить уже нельзя!
– он взял какие-то замасленные рваные тряпки.
– Усман! Мыться пошли!
Идти мыться - это значит подбежать к забору, под которым лежит тонкий слой черного как смоль снега, согнуться в три погибели, чтоб ненароком не задело осколками или еще чем, соскоблить с земли снег и тщательно размазать его по лицу и шее. Когда под тройным слоем липкой слизи уже не видно лица, полученный концентрат следует смыть водой из фляжки. Благо, хоть вода пока есть, ее из Сунжи бидонами натаскали наши новые друзья, а мы позаимствовали этой мутной речной жидкости у них.
Закончив водные процедуры, мы обтерлись тряпками и выкинули их тут же, у забора.
Хорошо!
– к Соседу вернулись его обычная беззаботность и бодрое расположение духа.
– Че будем делать? Может, пожрем? Жрать охота!
Пошли, консервы пожуем. Делать все равно нечего, хоть пузо наполним, может жить легче станет.
Я выпрямился, потянулся, вдохнул полной грудью, и ... уловил приятный запах свежего супчика. Невероятно! Я не верил самому себе, но сквозь вонь пожарищ мой чуткий нос уловил столь непривычные для этих мест оживляющие пары деликатеса. Вру, конечно, ничего я не вынюхал, я ж не собака Павлова. Заметил краем глаза бойцов на четвереньках и смекнул, что к чему. Да какая разница.
Ого! Супец!
Где?
– недоверчиво повертел головой Сосед.
– Где ты занюхал?
А вон!
– ткнул я пальцем в двух бойцов, пристроившихся у небольшого костра недалеко от нашей БМП.
Не сговариваясь и не переглядываясь, мы одновременно рванули в сторону незнакомых поваров.
Бойцы сидели на обломках бетонных плит у стены старого двухподъездного трехэтажного здания из красного кирпича. Снаружи здание было почти неповрежденным, выбитые стекла и двери не в счет, и поэтому надежно закрывало поваров от обстрела с тыла.
Здорово бойцы!
– Сосед сильно стиснул ладонь и яростно потряс за руку сначала одного, а потом и второго бойца.
Привет, потерянные в раю, - хором ответили они.
– Кушать будете?
А че там у вас?
– Сосед важно нахмурился и заглянул в котелок.
– Мы ведь что попало не едим.
Суп гороховый!
– ответил боец, одетый в черный бушлат и рваные в коленях камуфляжные штаны. Был он щуплый, высокий и худой, и каска, надетая поверх солдатской шапки самого маленького размера, сползала ему на глаза. Ща все будет чики-пуки и готово!
Зашибись!
– только и смог выдохнуть Сосед, пафос которого сразу пропал, как водой смыло.
– Нам плеснете?
– он подсел к бойцам.
Базара нет! А ты, не стой, не на параде, - кивнул мне другой боец. Он был без головного убора, в рваном свитере и бронежилете. На ногах - жалкое подобие кроссовок. Но бросилось в глаза другое - ремень его штанов, увешанный гранатами Ф-1, магически притягивал мой взгляд. "Зачем он туда гранат понавешал?" - подумал я - "чуть его цепанут, и он сам взлетит к ядрени фени на луну."