Цикл: Рохля
Шрифт:
Ветер по мокрому пришелся как удар жестью: кожа вспыхнула как костер. Сначала Мардж показалось, что это струйки воды, стекающие с лица, с бровей и ресниц, и с мокрых волос шутят с ней шутки. Спустя пару секунд она проморгалась. Прозрачные тени, полурастворенные в воде, не исчезли. Смешно, но в первую минуту Мардж казалась невероятной не их полупрозрачность, но то, что кто-то вообще сунулся в воду по этой температуре!
Она, видите ли, вообще думала, что вчерашние чудеса приснились ей, и что за каменными стенами нет ничего, кроме пустоши и ветра. Про речных наяд она… что-то слышала, не больше, однако они представлялись ей веселыми розовотелыми тетками, шумно плещущимися в голубых водах и радостно взвизгивающими от щипка.
Куда деваются девы вод с наступлением холодов? Зимуют в подводных пещерах вместе с раками? Вода-то на точке замерзания! Раненько они проснулись.
Гибкие полупрозрачные тела полоскались в воде вместе с ветками ивы и были цвета воды, а вода - цвета пасмурного неба. Может, это они из зимы такие вышли? А пригреет солнышко, заголубеет река, зазвенит степь - и распахнется душа.
Марджори подняла голову и поняла, что весна не придет никогда. Так и останется в мире ветер и мелкий колючий снег. И смертное отчаяние неприкаянной души, которой и надо чего-то, а чего - бог весть. Проклятый апрель.
Умереть…
Шааа! Это не ко мне! Я вам не принцесса на горошине.
– Эй, - сказала Мардж.
– Привет, красавицы. Чего это вы малахольные такие, как в воду опущенные? Ну то есть…
Речные девы переглянулись. Будь Мардж мужчиной, они бы наверняка попрятались, а вышли б только при свете луны. Но Мардж была женщиной, живой, молодой, да к тому же еще и красивой, вполне подходящей, чтобы потрындеть с ней о своем, о женском.
– Вот, - сказала одна, - доставая из-под корней ивы подмоченный и обтрепанный модный журнал "Эльвиэолла" года так позапятидесятого.
– Мы доселе жили и не тужили, как вдруг прочли, что целлюлит - это стыдно! Такие ли мы были прежде?
– А с чего вы стали другими?
Они бы покраснели, если б в них оставалась жизненная сила или если бы вода была более теплой.
– Мы все, что тут предписано, делали. Гидромассаж, водорослевые компрессы, песчаный пилинг, диета без соли, без жира, без углеводов. Всю зиму, чтобы весна - а мы красивые. Ну и вот…
Речная дева пошарила рукой в воде.
– Истерлись мы, - призналась она с подкупающей откровенностью.
– Выше пояса вот так, как вы видите, а ниже… начисто.
И показала клубок подобранных стеклянистых кишок, которые в силу их прозрачности в воде было просто не видать. Мардж охнула, осела на пятки и зажала ладонью рот. А она еще напиться здесь хотела!
Вряд ли эти помогут. Им бы самим кто помог. Будучи знакома с Чиной Шиповник, Мардж прекрасно помнила, какого мнения об индустрии рекламы и шоу-бизнеса придерживалась та, кто увязла в нем по уши. «Помогает ли?
– Да кто ж его знает? Разве у меня был когда-нибудь целлюлит?»
Вот не удивлюсь, если в этом журнале как раз Чина на развороте!
Поднявшись к куче своих камней, Марджори Пек не нашла кучи. Словно бы та здесь и не ночевала. Вместо кучи ей осталось пятно, пролежанное на прошлогодней траве некоей габаритной тушей, и еще - глубокая борозда в том направлении, куда по-видимому удалилась туша.
Грызя на ходу сухарик, Мардж скорым шагом двинулась следом. Борозда была - знак.
Дракон был старомодный, с множеством декоративных излишеств на корпусе, а главное - очень большой, «летающая крепость». Тогда было модно отделывать наружку искусственным камнем. Марджори ему обрадовалась. Сказать по правде, она уже сожалела о том, что пустилась в путь пешком. С другой стороны - а был ли выбор? Опять же если дракону все равно, может, им по пути?
– Увы, - огорчил ее дракон.
– Я не могу взлететь.
Он поднял крыло, которое волочилось по земле, пока он шел пешком - такой непривычный и унизительный для дракона способ передвижения!
– и расправил его, чтобы Марджори могла рассмотреть.
– Видишь ли, барышня, исходя из законов физики подъемной силы этого крыла недостаточно, чтобы мне взлететь без магии. А кому нужен дракон без неба? Дракон, который не летает - не социализирован!
Мардж ушам своим не поверила.
– Но как представить себе дракона без неба?
– Мы и сами себя не представляем земляными червями, - сдержанно согласился бронированный монстр.
– И это вполне достойное основание вымереть всем видом, не так ли?
– Погоди, - сказала Мардж.
– А с чего это вы так зависите от социализации? Если вы вдруг не нужны обществу, это же не значит, что вы не нужны себе и друг другу?
Дракон вздохнул, порыв горячего ветра пронесся над ухом Мардж и опалил метелки степных трав.
– Упоение драконьим танцем в небе, - сказал он, - это часть магии дракона. У нас два крыла: воображение и вдохновение. Иссякни оба, дракон умрет.
– А чьи, - спросила Мардж, - это должны быть вдохновение и воображение?
Дракон сардонически улыбнулся зубастой пастью: легкий дымок вырвался меж клыков, как дыхание в мороз.
– Когда все на свете создавалось из слов, вдохновение принадлежало тому, кто делал слова. А воображение - тому, кто им внимал… Пока драконы парили в небе, ничто не было непреложно. Вы меня понимаете? Действовали некие законы, способные отменить саму безысходность.
Мардж забежала вперед и остановилась перед самой мордой.
– И куда вы в таком случае идете?
– Я ищу холм с красивым видом, - серьезно ответил дракон.
– Я лягу там и усну. И стану камнем. И может быть, в мои живописные руины станут приходить те, в чьем сердце еще вздрагивают драконьи крыла. И тогда мне приснится, что я жив и парю в небе.
– Что-то тут не так, - сказала Мардж.
– Замкнутый круг какой-то. Отсутствие магии убивает драконов, а гибель драконов ведет к сокращению магии. Значит ли это, что магия жива, пока вы держитесь на крыле, что вы - вечный двигатель магии? Или магия - ваш? И что в таком случае произошло с миром? Мы все вляпались в драконье дерь… простите, впали в большой драконий авитаминоз?
– Магия не подчиняется логике. Помнишь, как семь слепцов описывали слона? Так вот и магия: каждый, кто рискнет выводить ее законы, должен понимать, что держит в руках только хвост или только хобот.