Цинковые мальчики
Шрифт:
— Принимать по одной таблетке три раза в день…
— Ну и что?
— Озвереете.
Подрывные ранения — самые страшные… Оторвана нога до колена… кость торчит… От второй ноги оторвана пятка… Срезан член… Выбит глаз… Оторвано ухо… Первый раз внутри был колотун, в горле щекотало… Сам себе приговаривал: «Не сделаешь сейчас, никогда не станешь санинструктором». Отрыв двух ног… Перетянул жгутом, остановил кровь, обезболил, усыпил… Разрывная пуля в живот… Кишки вывалились… Перевязал, остановил кровь, обезболил, усыпил… Четыре часа держал… Умер…
Не хватало медикаментов. Зелёнки обыкновенной не было. То не успевали подвезти, то лимиты кончились — наша плановая экономика. Добывали
За девять лет ничего нового не поставили у нас на производство. Бинт тот же, шина — та же. Советский солдат — самый дешёвый солдат. Самый терпеливый. Так было в сорок первом году… И через пятьдесят лет так… Почему?..
Страшно, когда в тебя лупят, а не самому стрелять. Можно выжить, если постоянно думать об этом. Я никогда не садился в первую и последнюю машину. Никогда не спускал ноги в люк, пусть лучше с брони свисают, чтобы не отрезало при подрыве. Держал в запасе немецкие таблетки для подавления чувства страха. Но никто их не пил. С боевых приходили мало похожие на советских солдат. Сами себя обували, одевали, кормили. Наш бронежилет не поднять, американский — ни одной железной части, из какого-то пуленепробиваемого материала. Пистолет Макарова в упор его не берет, а с автомата только со ста метров пуля достаёт. Американские спальные мешки образца сорок девятого года. Лебяжий пух, лёгкие. Наш ватник килограммов семь весит, не меньше. У убитых наёмников забирали куртки, шапки с длинными козырьками, китайские брюки, в которых паховина не натирается. Все брали. Трусы брали, так как с трусами был дефицит. С носками, с кроссовками. Приобрёл я маленький фонарик, ножик-кинжальчик. Стреляли диких баранов. Диким считался баран, отставший на пять метров от стада. Или меняли. Два килограмма чая за одного барана. Чай трофейный. Деньги с боевых приносили, афгани. У нас их кто повыше отнимали. Тут же на наших глазах между собой делили, не скрываясь, не прячась. В патрон забьёшь, сверху порохом присыплешь пару бумажек — спасёшь.
Одни хотели напиться, другие выжить, третьи мечтали о наградах. Я тоже хотел награду. В Союзе встретят:
— Ну, что у тебя? Что, старшина, каптёркой заведовал?
Обидно за свою доверчивость. Замполиты нас убеждали в том, во что сами не верили. С чем сами уже давно разобрались. Лозунг: «Афганистан нас сделал братьями» — враньё! В армии существуют три солдатских сословия: молодые, ветераны, дембеля. Я приехал — форму отгладил, ушил. Все наточено, блестит. Стрелка на спине — борзянка. А молодым нельзя форму ушивать, стрелка запрещена. Подходит дембель:
— Ты откуда?
— Из Союза.
— Ты что, молодой? Не понял, чего ты так оборзел.
— Давай не обострять отношения.
— Слушай, молодой, ты меня не зли, — он привык, чтобы его боялись. — Я тебя предупредил.
Вечером казарму моют молодые. Дембеля курят.
— Убери кровать.
— Чья кровать?
— Ты не понял?
Ночью подняли. Восемь человек. Прошлись хорошенько по мне сапогами. Отбили почки. Два дня кровью писал. Днём не трогали, только ночью. Пробовал не сопротивляться, все равно бьют. Переключился: меня будят, наношу первый удар, ещё не открывая глаз. Били аккуратно, без синяков. Полотенце на руку и по животу. Отбили живот. Дней семь били.
После боевых ни разу не трогали. Других молодых били, меня уже нет. Команда ночью:
— Санинструктора не трогать.
Через полгода перевод молодых в ветераны. Шикарный стол за деньги молодых. Плов. Шашлыки. Дембеля наелись, начинается обряд: ремень ребром и бляхой со всей силы по заднице — двенадцать раз за перевод, шесть за то, что в ВДВ, ещё три — за разведроту, добавить за наглость, за борзость, за дерзость. У меня набралось двадцать девять ударов. Пискнуть не смей, иначе все сначала. Выдержал? За один стол! Жмут руки.
Проводы дембеля — это роман. Нужно скинуться и купить ему в дорогу «дипломат», полотенце, платок матери, подарок любимой девушке. Сделать ему «парадку»: достать белый ремень — это что за десантник без белого ремня; сплести аксельбанты — у лётчиков достать парашютные стропы для этой цели; надраить бляху: дембельская бляха — произведение искусства, её трут шкуркой единичкой, затем двойкой, потом иголкой, войлоком… Старую форму неделю держат в машинном масле, возвращается её темно-зелёный цвет. Следующая операция — отстирать в бензине. После она висит месяц, проветривается. Готово! Дембеля уезжают, ветераны становятся дембелями.
Напутствие замполита перед возвращением домой: о чем можно говорить, о чем нет. О погибших нельзя, потому что мы большая и сильная армия. О неуставных отношениях не распространяться, потому что мы большая, сильная и морально здоровая армия. Фотографии порвать. Плёнки уничтожить. Мы здесь не стреляли, не бомбили, не отравляли, не взрывали. Мы — большая, сильная и морально здоровая армия.
…Таможня забирала подарки, которые мы везли: парфюмерию, платки, часы с калькулятором.
— Не положено, ребята.
Никакой описи не составлялось. Просто это был их бизнес. Но так пахло зелёными весенними листьями. Шли девушки в лёгких платьях… Мелькнула в памяти и исчезла Светка Афошка (фамилии не помню — Афошка и Афошка). В первый день своего приезда в Кабул она переспала с солдатом за сто афошек, пока не разобралась. Через пару недель брала по три тысячи. Солдату не по карману. А Пашка Корчагин где? Настоящее его имя Андрей, но звали Пашкой из-за фамилии.
— Пашка, посмотри, какие девушки!!
У Пашки-Андрея была девушка, она прислала фотографию со своей свадьбы. Мы дежурили возле него ночами — боялись. Однажды утром он повесил на скале фотографию — и расстрелял из пулемёта. Но ещё долго, слышали ночами, плакал.
— Пашка, посмотри, какие девушки!
В поезде приснилось: готовимся на боевые. Сашка Кривцов спрашивает:
— Почему у тебя триста пятьдесят патронов, а не четыреста.
— Потому что у меня медикаменты.
Он помолчал и ещё раз спросил:
— А ты бы мог расстрелять ту афганку?
— Какую?
— Ту, что навела нас на засаду. Помнишь, четверо погибло?
— Не знаю. Наверное, нет. В детском садике и в школе меня дразнили «бабником», все время девчонок защищал. А ты бы смог?