Цион
Шрифт:
…Смерть от тетры.
Я зажмурилась. Мысли опять затягивало не туда.
…А что, если мама не выживет? Но она болела тетрой не впервые. Как и большинство, она успела перенести ее трижды еще до совершеннолетия. А потом еще раз до моего рождения. Это было естественно. Жить в Ционе и не подхватить тетру ни разу было странно – об этом она в последний месяц напоминала мне снова и снова. И все же ее пребывание в лазарете затянулось. Овия не раз совала мне простые кварцевые кристаллы («Для здоровья», – шептала она мне), но я, как и Риина, от камней отказывалась.
Даже работай они на самом деле –
– Смотри.
Овия толкнула меня в бок. Но указывала она не на ворота.
– На что смотреть?
Овия машинально поглаживала воротничок платья, под которым пряталась цепочка. «Розовый кварц – для любви», – как-то объяснила она мне. О том, что и без кварца все парни вокруг сворачивали на нее головы, Овия и слышать не хотела.
– Не на что, а на кого. Да тихо ты! Не пялься так.
Я наконец его увидела – офицера, который смотрел на Овию. Высокий, статный и правда довольно красивый. Но взгляд у него был непонятный. Чего-то в нем не хватало – какой-то теплоты, что ли… Я поежилась:
– Ну… Не знаю, Овия.
Но глаза у нее уже затуманились. Она не сводила взгляда со своего офицера, он – с нее, и я отвернулась.
Овии исполнилось восемнадцать уже три месяца назад, и теперь она имела полное право заводить романы с кем угодно. Конечно, поощрялись романы долгие. Но надбавки за отношения с одним и тем же человеком были не такими уж большими, а Овии нравилось очаровывать. Вернее, так она обычно говорила. На самом деле она просто не умела удерживать рядом с собой парней дольше недели, так мне казалось.
– Начинается.
Риина сжала мою руку. Ткань ее перчаток была грубой, но я тут же пожала ее ладонь в ответ. Наверное, церемония и вправду взволновала Риину – жаль, что за дополнительную поддержку вроде такой не дают баллов сверху. Но на сердце вдруг стало тепло. Как странно. Я привыкла, что самое лучшее, что я получала от общения нас троих, – это баллы.
Ворота на том конце площади дрогнули и с грохотом пришли в движение. Осужденный прижимал свой рюкзак к груди, так и не закинув его за плечи. На его запястье не виднелось знакомой полоски комма: браслет у него конфисковали, когда удаляли из базы данных Циона его личное дело. Теперь этого парня не существовало даже в документах.
Что осужденный испытывал? Ужас? Облегчение? Если он преступник, то ненавидит Цион. Значит, выбирая между Ционом и смертью, он выбирает лучшее для себя… А может, за стеной Циона он все же не погибнет? За очередную бестолковую мысль я прикусила себе побольнее язык. Пусть этот парень надеется сам за себя. Мое дело – мои баллы. И я уж свою жизнь под откос не пущу.
По площади прокатились первые ноты гимна Циона. Усиленные динамиками и искаженные эхом звуки казались чужими. Потом мелодию оборвало, и зазвучал бесплотный голос диктора «М»:
– Граждане Циона! Поприветствуем друг друга на событии сколь печальном, столь и торжественном. Сегодня мы теряем названого брата и сына, который, к нашей печали, выбрал путь, несовместимый с идеалами нашей с вами общины…
Я слушала вполуха. Голоса этих дикторов синтезировали машины, и для разных событий выбирали разных. «М» звучал торжественно и угрожающе, еще был «Н» – его голос был выше и жизнерадостнее, и «О» – это был скорее женский голос, и использовали его для событий, которые касались женщин. Вероятно, в архиве Циона хранились и другие, но я знала только этих троих. «М» из них мне нравился меньше всех: от его темного, низкого тембра леденели пальцы. А может, так и было задумано? Нет, конечно, нет. Ционом управляет Сенат – он же, по сути, народ, а пугать самих себя нам незачем. Просто церемониям вроде сегодняшней требуется придать веса.
– Да давайте уже, – пробормотала Овия, пощипывая себя за рукав.
Она не сводила глаз с офицера, он – с нее, а толпа, которая их разделяла, для них двоих, кажется, вообще не существовала. Как быстро он на нее запал… С таким-то холодным взглядом, кажется, никто не может заинтересовать. Но Овия ведь такая красавица…
– Чего вы тянете? – заныла она. – Гоните его к черту, и все…
Я наступила Овии на ногу, и она охнула:
– Тесса!
Я сжала Овию за локоть и зашептала ей прямо в ухо:
– Смотри, с офицером своим такого не скажи. Он тебе не то что минус сто баллов выпишет… Может, даже под надзор поставит.
– Я опять сказала?.. Черт. В смысле не черт… Ох!
Овия прижала ладони к губам, оглядываясь, но людям в толпе до нее дела не было.
– Вот именно, – поморщилась я.
Если кристаллы были увлечением осознанным, то запрещенные словечки у Овии проскальзывали сами собой. Все из-за ее прабабки – та к концу жизни из дома не выходила и за языком следить перестала. Оштрафовать ее дома, конечно, не могли, да и на «излишества» она никакие баллы не копила. Сладкие фрукты поверх дневного рациона, платья из мягких тканей или развлечения – все это, как она говорила, «для молодых и безмозглых».
Овия утверждала, что ее прабабка и сама не особо понимала смысл религиозных терминов и крепких словечек: когда-то она слышала их от своей бабки, жившей еще во времена империи, и эти слова въелись в ее память крепко. Но, как ни странно, только слова и въелись. Как я ни расспрашивала Овию, что еще рассказывала об империи ее прабабка, она только пожимала плечами.
Теперь вместо прабабки ругалась сама Овия, но вовсе не в пику Циону и, уж конечно, не из-за пренебрежения к баллам. Овия просто впитала эти слова, сама того не заметив, а теперь они сыпались из нее, как зерно из дырявого мешка.
– Ломаный терминал… – пробормотала Овия неуверенно, как будто пытаясь запомнить новую фразу. – Ломаный терминал…
Ругательство из «ломаного терминала» было не самое емкое, но «черта» Овии точно следовало забыть. Риина тем временем придвинулась ко мне поближе, как будто искала у меня поддержки. Она смотрела на преступника перед воротами не отрываясь, и я чувствовала: чтобы и Риина не сболтнула какой-то опасной ерунды, нужно что-то сказать первой.
– Он выбрал свой путь, – сказала я. – Он сам виноват.