Цитадель современной литературы
Шрифт:
Его пальцы сдавили горло и, кажется, что-то сломалось под его натиском.
В этом диком взгляде прослеживалось наслаждение, и от этого мне становилось грустно. Я тосковала по рубиновому сиянию, одаривающему меня теплом, заботой и… любовью.
– Почему ты плачешь? – хватка ослабла, и я упала на пол.
Артэс выглядел растерянным. Кажется, я могла даже почувствовать в его ауре знакомые когда-то энергии.
– Ар… – говорить было невыносимо больно, и, коснувшись дрожащими руками горла, я пыталась излечиться.
– Какого Сагна тут
Его речь становилась несвязной, а тело окутали сотни металлических нитей.
– Твою ж! – я пыталась остановить их рост, но не могла. – У меня недостаточно сейчас сил. Прости…
Эти суки перестраховались и проникли в него, чтобы не допустить даже варианта его неповиновения. Он оказался в ловушке, из которой нельзя выбраться живым, и Бонтеланас знали что делали. Хорошо знали.
– Прости меня, Артэс, – я коснулась его, и между нами произошёл неконтролируемый выплеск потоков энергии. – Эта охота была на меня, а ты оказался просто орудием.
Мне не удалось проконтролировать слёзы. Я не хотела плакать, но меня одолела щемящая боль от непринятия одной простой истины – все мои близкие страдали из-за того, что я продолжала жить.
– Что происходит, Амун? – Всадника поглощали эти мерзкие нити, разрывая одежды.
– Всё будет хорошо, – приблизившись, я обняла его, позволив металлу проникнуть внутрь меня. – Осталось потерпеть совсем немного.
Артэс начал плеваться кровью, расщепляя свою энергетику и позволяя мне таким образом соединиться с его вибрациями силы. Не думала, что наша встреча превратится в настолько ужасающий аттракцион. Наверное, в прошлом рождении мы провинились перед кем-то настолько всесильным, что он решил истязать наши души до скончания веков.
– Ты не договариваешь! – Артэс упал на колени, а разжигающиеся в глазах рубиновые искры сбили меня с толку. – Я же знаю, ты что-то умалчиваешь.
– Но ты не можешь помнить…
– Я и не помню, – он сцепил руки, заключив в крепкие объятия Смерти, из которых едва ли кто-то способен вырваться. – Я знаю, Амун. Это разные вещи.
Мне становилось не по себе. Каким образом ему удавалось на уровне вибраций чувствовать мою ложь? Ведь он не имел возможности вспомнить. Это было невозможно. Мои заклятия никогда не подлежали возвратному действию, да и какое-либо воздействие тоже было недопустимо. Ещё в детстве я научилась защищать собственную магию.
Думаю, кто-то нарочно издевался над нашими душами, заставляя проходить через все эти пытки. Чёрные пряди слиплись на мокрых висках, дыхание становилось порывистым, а на шее выступали ярко-красные прожилки энергии, переплетаясь незамысловатыми узорами с венами. Сам вид Артэса причинял боль.
– Амун, – практически задыхаясь, шептал всадник и крепко сжимал пальцы, разрывая мои одежды и прокалывая кожу. – Что ты сделала?
–
– Ты врёшь, – хрип всадника Смерти ранил, вводил в ступор и уничтожал.
Больше всего в этой грёбаной Вселенной я ненавидела врать ему, но и избавить его от этой боли тоже не могла, ведь наша реальность слишком тихая для высвобождения таких громких воспоминаний. Как я могла рассказать ему всё то, что приходилось скрывать столько тысячелетий?
– Я… – хотелось всё открыть ему, но, тут же замолчав, я проглотила непроизнесённые слова.
Всё, что я могла… Всё, на что мне хватало смелости, так это зарываться в его волосы пальцами и прижиматься настолько, что энергии сливались. Сердце начинало биться так, будто вот-вот откажет функционировать, а ноги немели, заставляя поддаться слабости. Несмотря на то, что Артэсу было хуже, чем мне, он удерживал меня в своих объятиях и заботливо гладил волосы. Именно по этим моментам я так сильно тосковала, и именно к этой нежности стремилась душа все те тысячелетия, что мы были разлучены.
Тогда я вырвала своё сердце из груди, растоптав все надежды, мечты и желания. Это было началом моего персонального ада, в ещё не существующем тогда понимании этого места. Мне бы очень хотелось уничтожить все препятствия и просто исчезнуть в безвременье, чтобы навсегда забыть о судьбе, что меня поглотила.
– Ты даже не в состоянии признаться, – кажется, я чувствовала, как всадник грустно улыбался, поджимая губы. Это невыносимо, ведь он слышал все непроизнесённые фразы. Артэс не помнил, но знал. Он чувствовал всё то, что я заставила его забыть.
– Мне не в чем тебе признаваться.
– Не мне, – слегка отстранившись, Артэс застыл в миллиметре от моих губ и, перебарывая боль, едва заметно улыбнулся, – а себе. Ты лжёшь прежде всего самой себе.
Мне огромных усилий стоило находиться с ним в такой близости, не позволяя желаниям взять верх. Практически касаясь губ друг друга, мы напоминали неуверенных детей, опасающихся желаний и вспыхнувших чувств.
– Ты заблуждаешься, – выдохнув эти слова, я наполнила жаром то незначительное пространство, что разделяло нас. – Я хорошо понимаю, что делаю.
Вру. Снова.
Кажется, мне уже давно удалось срастись со всеми видами притворства, накормив Богиню Лжи в полной мере на несколько столетий вперёд. Я даже смирилась, уверовав в собственные слова. Но у меня никогда не получалось быть готовой к тебе…
С трудом, но мне удалось остановить распространение нитей Бонтеланас. Через собственное разрушение я смогла предотвратить отравляющее воздействие на его душу. Только это не могло изменить ничего, ведь у нас не было пути назад. Мы оказались в точке невозврата и прекрасно понимали, как глубоко погрязли в наигранной ненависти.