Цитадель "Вихрь"
Шрифт:
— Эй! Подойди!
Девушка останавливается в двух шагах. Без тени удивления на красивом, спокойном лице приподнимает одну бровь. Север снова дергает рукой:
— Я тут… это… застрял. Помоги!
— Какова цель посещения недоступного отсека? — прохладно интересуется РИ-112.
— Да случайно вышло! — оправдывается Север. — Туда кто-то зашел, ну, мне интересно стало…
— Любопытство в Системе строго запрещено, — бесстрастно резюмирует девушка. — Ты будешь оштрафован. Или временно арестован, как сочтет нужным комиссия.
— Но мы же никому не скажем? Помоги, пожалуйста! Ты же можешь его открыть! Так руку держать больно вообще-то…
— Мы
— Пожалуйста… Ну хочешь, я за тебя все задания по стажировке буду делать? До конца года, РИ!
— Мои знания в области биоинженерии явно превосходят твои, — без тени кокетства и хвастовства добавляет она. Однако делает пару шагов вперед, и они оказываются рядом, так что пересекаются взгляды. Бесконечно долгую минуту тянется молчание, пока РИ-112, наконец, не произносит шепотом:
— Ты такой необычный. Никогда не видела таких белых волос… и таких светлых глаз.
Ее тонкие прохладные пальцы осторожно прикасаются к белоснежным прядям и пропускают их насквозь. Север вздрагивает, но не отталкивает ее. От РИ-112 приятно пахнет легкими фруктовыми духами и чем-то еще неуловимо сладким. Он закрывает глаза, стараясь не смотреть на ее бесстрастное, почти неживое лицо.
— Это краска и линзы? — интересуется девушка шепотом.
— Нет. Это я такой родился, — так же тихо отвечает Север и, положив свободную руку ей на талию, осторожно привлекает к себе и бережно, невесомо касается губами ее губ. Сладкий запах цветов и фруктов вблизи кажется дурманящим, и Север боится открыть глаза, чтобы правда не оказалась сном и фантазией. Губы у РИ-112 тонкие, мягкие и горячие, почти как дыхание, срывающееся коротко и часто. Ее хрупкая ладонь сперва упирается парню в грудь, а потом вдруг расслабляется, скользит на плечо и слегка цепляется за рубашку. Север притягивает ее ближе, но, почувствовав, как под ладонью напрягается ее идеально прямая спина, сразу же отпускает и отстраняется.
РИ-112 ошарашенно хлопает глазами, неотрывно глядя ему в лицо. Впервые у нее появляются живые эмоции, и это одновременно изумление, страх и растерянность. Она медленно проводит пальцами по губам, едва дыша, и, спохватившись, поспешно убирает руку с плеча мальчишки.
— Ты… Что ты сделал? — испуганно шепчет она, отшатнувшись и прижавшись спиной к стене напротив. — Так нельзя! Так не принято!
— Почему?
— Ты должен заполнить анкету, пройти подтверждение, получить талон на разрешенные встречи и подписать согласие… То же самое надо сделать мне… или нет… Той девушке, которую ты выберешь. Система определяет, можно ли людям быть вместе… А я… А меня… — она краснеет, все сильнее прижимаясь к стене, и Север замечает, как она вся дрожит то ли от страха перед случившимся, то ли от волнения. — А меня еще никто никогда не выбирал…
Дрожащей рукой выудив из поясного несессера ключ-карту, РИ-112 торопливо прикладывает ее к сканеру, и шлюз открывается, отпустив, наконец, руку незадачливого стажера. Север с облегчением разминает ушибленную кисть, но РИ вдруг хватает его за здоровую руку и тянет за собой:
— Уходим! Сюда сейчас все сбегутся. У меня тоже не высший доступ.
У шлюза сиротливо остается лежать сломанный робот-проводник. Теперь те, кто придет на сигнал тревоги, решат, что он врезался в шлюз, спровоцировал включение сигнала, и сочтут его механизм неисправным.
Взявшись за руки, РИ-112 и Север
Север радуется, что в коридорах нижнего этажа центра темно, и его смущение хорошо скрывает мягкий полумрак, подсвеченный красным: румянец можно списать на плохое освещение. На самом же деле внутри все горит огнем, щеки и уши пылают, словно от стыда, а ладоням так жарко, как будто он надел защитные герметичные рукавицы. По той руке, которая сжимает узкую и хрупкую ладошку РИ-112, пробегают разряды тока. Нет, она ему совсем не нравится, он и видел-то ее от силы раза два. Но первый поцелуй запомнится навсегда, даже если произошел почти случайно. И оттого смущение еще сильнее накрывает обоих беглецов: они совсем не знают друг друга, оба пошли против правил, но случившееся не вернешь и не исправишь.
Да и, признаться честно, не хочется.
РИ-112 кусает губы, пряча взгляд: в полумраке ее темные глаза чуть поблескивают, и она, не привыкшая проявлять эмоции, боится и смущается еще сильнее. Север оказывается впереди: она устала, не привыкла бегать на каблуках, пусть даже невысоких. На одной из пожарных лестниц каблук неожиданно застревает между ступеньками, с едва слышным треском ломается, и девушка, вскрикнув, падает. У самых железных ступеней Север успевает ее поймать на лету, и РИ-112 испуганно цепляется за его предплечья.
— Осторожно! Не ушиблась? — он ставит девушку обратно, но та, снова сдавленно вскрикнув, вдруг морщится от боли и начинает оседать на ступеньки. Из глаз текут слезы, размазывая тушь и аккуратно подведенные стрелочки.
— Тихо, не плачь! — Север совершенно теряется, в панике пытается нащупать замок от медицинского несессера, но тут же вспоминает, что при обыске у них забрали все личные вещи. — Погоди, я сейчас… Сейчас!
Подхватив ее под спину и под колени, парень медленно спускается на лестничный пролет, опасаясь тоже споткнуться в темноте: его невольная спутница высокая и, хотя стройная, вовсе не пушинка. Тоненько всхлипывая от боли, РИ осторожно обнимает его за шею, боясь, что он не удержит и уронит. Но Север бережно опускает ее на пол, снимает с правой ноги туфельку: стопа распухла, и очевидно, девушке больно ею пошевелить.
— Ничего страшного. Это вывих. Быстро пройдет, — Север неловко гладит девушку по голове, убирает с лица прилипшие к мокрым щекам волосы, ласково проводит пальцем по контуру мягкого, чуть заостренного подбородка. — Как тебя зовут на самом деле?
— Никак, — РИ-112 снова удивленно хлопает мокрыми от слез ресницами. — Ай, больно, что ты делаешь!
Продолжая ощупывать ее ногу, Север смотрит исподлобья:
— Так не бывает. Назвали же тебя как-то родители?
— У меня нет родителей, — РИ всхлипывает, размазывая косметику по щекам и под глазами. — Вернее, есть, но я их не знаю. Нас воспитывает Система. Сначала дом ребенка, потом подготовительный центр, потом — учебный, потом — распределение и работа… Буквы личного кода — это имя и отчество. Но я не знаю, как меня зовут… Никто не знает своего обычного имени.