Цитадель
Шрифт:
«Это я ее, или она меня?» - Ло сжал ее бедра и начал сам задавать ритм: быстрый, дикий, ненасытный. Захотелось войти в нее как можно глубже, до упора. Словно прочитав его желание, Тамаа соскользнула с бедер и, встав на колени, грациозно выгнулась, опустив локти на землю. Грубо подтянув округлые бедра к себе, он начал двигаться, приближаясь к наслаждению. Тамаа была развратной, грязной, и от этого такой сладкой. Его затрясло от удовольствия и сладкой истомы, охватившей все тело.
Развалившись на плаще,
***
Почесав спросонья комариный укус, Тома спохватилась:
«Заснули!» - и дернулась, но тут же мужская рука прижала к горячей, мерно вздымающейся груди. Ло безмятежно спал, подложив руку под щеку. Обычно упрямо поджатые губы были приоткрыты, щетина и ресницы отсвечивали золотым в лучах уходящего солнца. Будить его было жалко, но садилось солнце, и их ждали в цитадели, особенно ворчливый брат Тауш, который наверняка припомнит опоздание и будет брюзжать.
Осторожно выпростав руку из-под плаща, как можно нежнее коснулась его руки, провела пальчиком до плеча, украшенного шрамами, и стала медленно спускаться вниз. Долон приоткрыл глаз, и Томка улыбнулась.
– Кажется, проспали. Надо спешить.
Но вместо того, чтобы вскочить и броситься одеваться, прильнула к нему и ласково скользнула пальцем по его подбородку и губам. Ло сосредоточенно смотрел на нее.
– Что? – смеясь, спросила она.
– Не хочу уходить, но надо, – вздохнул он, понимая, что надо поторопиться.
Одевшись в спешке и проверив, не остались ли в волосах или одежде травинок и другого компрометирующего сора, Ло взял Тамаа за руку и спешным шагом повел по одному ему ведомому пути.
Обошли дикий сад, прошли по краю поля, испещренного оврагами, и вышли к крутому обрыву.
– Мы же убьемся! – испуганно заверещала Томка, глядя вниз.
– Неа! – заговорщицки заверил Ло. Подошел к краю склона, присел, пошарил рукой и, показывая находку канат, привязанный ко вбитому в землю крюку, торжественно заявил: - Нашел! Умеешь спускаться? Или на спине спустить?
Тома оглядела его плечи:
– На спине заманчиво, но двоих веревка может не выдержать. Лучше по одному.
– Она крепкая.
– Я хочу еще пожить. И чтобы ты остался невредим. Спускайся, а я за тобой.
– Уверена? Если что, кричи, поднимусь.
– Я не трусиха! – храбрилась Томка. – Давай спускайся, иначе от брата Тауша до ночи придется брюзжание выслушивать.
Долон спустился быстро, а вот когда настала ее очередь, она, что раньше лазила в штанах, а не платье-балахоне. Подумав, что лучше быть живой, чем гордой и покалеченной, подтянула у талии излишек длинны подола и заправила в штаны.
Когда Тамаа начала спускаться, Долон раскрыл рот, потому что неожиданно ее платье неприлично укоротилось. Сперва подумал, что оторвала подол, но, когда она преодолела половину спуска, догадался, что заправила. Он ревностно обернулся по сторонам и, успокоившись, что никто не видит, с облегчением выдохнул.
Помогая спуститься, Ло отчеканил:
– Никто не должен видеть твое исподнее!
– Я и не собиралась ни перед кем красоваться!
– Знаю, но помни.
– Ревнивец!
– Сама-то! – уже на ходу ответил он.
Поднимаясь на подъёмнике, Томка смотрела на открывающийся с высоты вид и вздыхала.
– Жалеешь, что не спустились в город?
– Конечно, нет! Более того, не уверена, что и в следующий раз не променяю город на поляну.
Ло улыбнулся.
– А в город все же придется сходить как-нибудь.
– Когда погода станет хуже, – предложила она, не забывая, что в городе есть гостиницы.
– Тогда в ближайшую четверть точно не попадем, – ухмыльнулся Долон.
Торопясь в сад, Тамара выдохлась. Дыхание сбилось, колол бок, но Ло тащил за собой, как паровоз. Когда показались ворота, она несказанно обрадовалась, но стоило влететь в сад, сразу натолкнулись на сердитого Тауша.
– Ты задержалась! – осуждающе произнес мужчина. – Если не хочешь помогать в саду, я не заставляю.
– Это я отвлек Тамаа от дел, моя вина, – вступился Ло. – Потому и пришел помочь. Вместе справимся быстрее.
Синие прищуренные глаза Брата смотрели оценивающе:
«Надолго ли тебя хватит?
– Тауш всматривался в Долона, уставшего после долгих ночных бдений. Однако дух исследователя оказался сильнее сострадательной натуры. – В конце концов, я же не насильно заставляю копать. Сам пришел».
– Как всегда, полоть, поливать, рыть… - работы много…
Он не поскупился на задания и с огромным интересом наблюдал, как уставшие, покусанные комарами Долон и Тамаа принялись за дело.
***
Откинувшись в кресле, раздраженный Клахем внимал докладу помощника о проделанном поиске и злился: «Какая разница, что сделали, если плодов нет!»
В жаркие дни он чувствовал слабость и головокружение, но сегодня к дурному самочувствию добавились раздражение и тягостное предчувствие.
Несколько суток Братья блуждали по рваным, путанным нитям сновидений одурманенных наемников, уцелевших при нападении, выныривая из их сумасшедших грез и кошмаров на пределе, когда кровь начинала идти носом. И ничего! Абсолютно ни одной зацепки.
Созерцание за горожанами тоже ничего не дало. Все гладко, чисто, безмятежно настолько, что сердце невольно сжималось в тревоге. Накануне покушения так же ничего не предвещало беды. Мысли, одна подозрительнее другой, не давали старику покоя и будили худшие подозрения.