Цитадель
Шрифт:
Схватка получилась очень короткой, всего одно столкновение. Наблюдавшие даже не поняли, что именно произошло. Граф сделал короткое, не слишком воинственное движение, от которого саладинов племянник слетел с седла и грянул оземь. Сабля его отлетела весьма далеко. Если бы он был облачен в тяжелые латинские доспехи, смерть его была бы неминуема.
Слуги царевича кинулись было отбивать его тело, но не тут-то было. Двое сразу же были сражены арбалетными стрелами, остальные предпочли ретироваться в степь. Рено запретил их преследовать.
Тело Али, находящегося в беспамятстве, перенесли в крепость.
Когда графа кинулись поздравлять с победой, он так рявкнул на льстецов, что они разбежались, крестясь.
– Куда поместить раненого?
– спросил Филомен.
– Куда хочешь. Да, хоть в башню. Пусть соплеменницы перевяжут ему раны, у нас тут нет других сиделок.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЧЕГО ХОЧЕТ ЖЕНЩИНА
Маркиз Конрад Монферратский пребывал в полной растерянности. Мыслимое ли это дело, прибыть на призыв женщины, недвусмысленно и письменно выразившей желание выйти за него замуж, для чего, это другой вопрос, и за неделю совместного путешествия не получить ни одной возможности поговорить с нею на матримониальные темы. Изабелла так твердо и умело избегала всех сомнительных разговоров, что маркизу не оставалось ничего другого как удивленно подчиняться.
Странно выглядело и это торопливое отбытие из Яффы, люди не успели толком выспаться, а лошади поесть и отдохнуть. Принцесса очень просила не откладывать этот выезд, но не сообщила, что является его целью, маркиз решил удовлетворить этот каприз. Сначала он думал, что они направляются в Иерусалим. Если уж и проводить процедуру публичного бракосочетания, то делать это нужно в столице, пусть все сразу узнают обо всем. Изабелла кажется придерживалась такой же точки зрения. Внутри у нее происходила какая-то борьба. Она была то нервозна, то задумчива. Конрад относил это насчет переживаний чисто женского характера, вызванных приближением свадьбы. В эту сферу он не считал ни нужным, ни позволительным вникать. Но, вместе с тем, считал, что обсуждение политических последствий намечающегося союза было бы уместно в сложившейся ситуации. Надо было также выяснить, что они станут делать поженившись, где, например, жить. Принцесса вела себя крайне, по отношению к маркизу, легкомысленно и слишком не в соответствии со своим общепризнанным образом. Ни рассудительности, ни предусмотрительности особой Конрад в ней не заметил. Изабелла выглядела очень озабоченной и расстроенной. Трудно было не придти к выводу, что за этим кроется какая-то тайна. Такой вывод помогал маркизу некоторое время мириться со странностями ее поведения. В противном случае, ему пришлось бы признать Изабеллу вздорной, капризной девчонкой, с которою лучше не пускаться в серьезное предприятие.
В Иерусалим они въезжать не стали. Король мог болезненно отреагировать на появление в городе своего могущественнейшего вассала с несколькими сотнями вооруженных людей. Время ссор с Гюи еще не пришло. Два дня все это войско находилось в полной неподвижности и полной неопределенности. После этого Изабелла вдруг явилась к маркизу в шатер и заявила, что ей надобно совершить небольшое путешествие к северо-востоку, она интересовалась, не согласится ли жених сопутствовать ей.
То, что его считают все же женихом, несколько смягчило Конрада, уже начинавшего злиться.
– Разумеется, Ваше высочество, я буду вас сопровождать.
Следующим утром, все небольшое войско Монферрата снялось от северных ворот города и двинулось по Иерихонской дороге. Гюи и его приближенные недоумевали. Даже слепому было видно, чем может в будущем стать союз Конрада и Изабеллы и, поэтому, они находились под неусыпным вниманием. Иерусалимский двор ждал пышной свадьбы в одном из замков, принадлежащих Конраду и расположенных где-нибудь неподалеку от столицы, а вместо этого узнал о непонятной экспедиции на север. Неожиданное убытие конрадовой конницы произвело больший эффект, чем если бы он атаковал королевский дворец.
– Я не верю, что Конрад рискнет затевать серьезные династические дрязги в тот момент, когда королевство стоит на грани войны, - сказал Гюи.
– Иногда большая война наиболее удобное время для устроения личных дел, - ответил брат Гийом. Голос монаха при дворе был решающим, но, вместе с тем, оставался вежливым, что очень ценил молодой король, хотя догадывался, что все во дворце и почти все в столице знают, что он, вместе с богобоязненной Сибиллой это лишь ширма власти, но отнюдь не сама власть.
Граф де Ридфор напротив, при дворе почти не бывал, более того, он ни разу за последние месяцы не пожелал встретиться с братом Гийомом, дабы из первых рук узнать о настроениях, царящих вокруг трона. Иногда сведениям из вторых рук доверяешь больше. Граф большую часть времени проводил в своей резиденции, сменил там стражу, перевел охранявших его аквитанцев в отдаленную капеллу и выписал из Португалии, от своего младшего брата, полсотни молодых крепких рыцарей. Одним из их главных достоинств он считал то, что никого они в Святой земле и в Святом городе не знали, равно как и не знали языка здешних жителей, так что подкуп их был чрезвычайно затруднен. Хотя бы в первое время. Граф попробовал наладить свою шпионскую сеть, но вскоре понял, что дело это очень тонкое, здесь нужно много времени, и специальные люди. Это как возделывание оливковой плантации, надо быть готовым к тому, что первые десять лет никаких плодов она не принесет. Да к тому же человеку благородному противно шпионство, хотя бы и идущее ему на пользу. Дав себе такое объяснение своих неудач на этом поприще, великий магистр лишил образованную собственным радением тайную канцелярию благосклонности. Он вспомнил свое старое заявление, что для великого дела крестоносного братства опаснее скрип канцелярских перьев, чем звон сарацинских сабель. Он решил и впредь держаться того же мнения.
Разговор с де Труа, чем дальше, тем меньше казался ему событием, заслуживающим внимания. Он и в первый момент не поверил уродливому монаху до конца. Да, брат Гийом и прочие подобные ему, взяли воли несколько через край; да надо будет, при случае, кое-кому недвусмысленно дать по рукам, но изображать их темной организованной силой, способной вершить судьбами целых государств, это пожалуй, даже и смешно. Великому магистру, в общем, не нравилось, что брат Гийом торчит все время при Гюи и может давать тому какие угодно советы, и даже убедить короля этим советам последовать. Но дело в том, что не в руках Гюи сейчас сила, и сколько им не верти, ничего особенного не добьешься. Сила есть у Конрада, еще у десятка, полутора баронов, немного силы есть у Госпиталя, а все остальное у Храма и его великого магистра. Граф представил себе мысленно всю разветвленную структуру военной организации ордена, и подумал, может ли он в один момент поднять ее и направить в том направлении, которое он сочтет нужным. Несомненно! Вот сейчас достаточно вызвать писца, продиктовать приказ, сотня гусиных перьев размножит его в мгновение ока и сотня гонцов за полтора дня развезет его по крепостям и капеллам. И тогда тысячи и тысячи рыцарей... Кто этому сможет помешать? Пятерка велеречивых монахов? Нет, не сможет. Тогда в чем же заговор?!
В то время, когда граф де Ридфор предавался подобным умозрительным упражнениям, брат Гийом беседовал с небезызвестной госпожой Жильсон.
– Вы все поняли, сударыня? У меня такое впечатление, что вы поняли не все.
Госпожа Жильсон хотела что-то ответить, но не смогла, у нее перехватило горло.
– Что с вами, сударыня?
– мягко поинтересовался монах.
– Вы же знаете, святой отец, я никогда не отказывалась...
– Еще бы, - сузил глаза брат Гийом и, начавшаяся было, речь собеседницы сбилась.
– Я и сейчас, я ведь не отказываюсь, я просто прошу...
– О чем?
– Ну, вы же понимаете... Может быть это сделает кто-то другой? У меня с графом Рено особые отношения. Когда-то я любила его. Более того, я и сейчас, и сейчас даже, несмотря на все, что между нами вставало...
Брат Гийом кивнул.
– Да, мне известно это, и предлагая вам отравить графа Рено Шатильонского, я учитывал, что вы его любите. Но не для того чтобы вас помучить я заставляю вас это сделать.