Цитадель

Стампас Октавиан

Госпожа Жильсон приняла решение мгновенно. Поймав взгляд Бодуэна, она тем самым поймала мальчишку в свои сети. Она улыбнулась ему и осторожно поманила к себе. Он недоверчиво оглянулся, к нему ли относится этот жест. Да, к нему. Медленно подошел, обогнул лужу, перешагнул через колоду для кормления поросят. Остановился шагах в трех от этой странной, но очень привлекательной женщины, умело сбивающей яичные желтки.

–  Что ты делаешь?
– спросил он, хотя отлично видел - что. Он знал, раз она работает на кухне, значит она прислуга, и к ней надо относиться по-господски.

–  Сбиваю желтки с сахаром и медом, хочешь попробовать?

Госпожа Жильсон обмакнула в ярко-желтую массу палец и протянула его Бодуэну. Тот побледнел как смерть, но поколебавшись несколько секунд, подошел и взял палец в рот.

–  Сладко?
– спросила госпожа Жильсон вкрадчивым голосом, в голове и в душе у мальчишки все запело от ее нежного придыхания.

–  Сладко, - прошептал он, соскользнув губами с ее пальца.

–  Вон там за бочками есть пролом в стене. Иди туда, спускайся и подожди меня возле старой груши. Понял?

–  Понял, - еле слышно выдохнул мальчик.

–  Иди же, пока никто не обратил внимания.

Через несколько минут после этого принц Бодуэн стал мужчиной. Госпожа Жильсон иронически констатировала про себя, что возник еще один мужчина, которого она должна делить с принцессою Изабеллой.

Бодуэн был счастлив целых два дня. Уже на третий женщина начала выяснять отношения.

–  Ты любишь меня?

–  Да.

–  Но я же гожусь тебе в матери.

–  Я люблю тебя.

–  Но ведь ты принц, а я служанка.

–  Я люблю тебя.

–  Если кто-нибудь узнает о наших встречах меня вышвырнут отсюда как собаку. Если не убьют.

–  Никто не посмеет, я не позволю!
– глаза мальчика горели лихорадочным не детским огнем. Любовники лежали на сухой траве на небольшой поляне среди заброшенного грушевого сада. Солнце хорошо пропекало эту проплешину так, что даже в октябре здесь было жарко.

–  А твоя сестра?

Он не знал, что ответить на этот вопрос и отвел глаза.

–  Она любит меня.

–  Она скажет, что я развратила ребенка и прикажет наказать меня плетьми на конюшне.

–  Я не ребенок.

–  Нет, ты ребенок и во всем зависишь от своей сестры. Я не хочу рисковать своею жизнью ради встреч с тобой.

–  Ты не любишь меня, - прошептал он.

–  Я люблю тебя как мужчину, а она любит тебя как брата. Можешь ли ты понять разницу.

–  Сестра болеет.

–  Не приходи больше.

–  Я люблю тебя.

–  Нет, не приходи!

Через полчаса Бодуэн сидел возле ложа простуженной Изабеллы. Он был мрачен. Она относила его пасмурность и заплаканность на свой счет и это было ей приятно.

–  Ты плакал, Эди?

Он бы хотел это скрыть, но глаза были предательски влажны, отказываться было глупо.

–  Да, сестрица.

–  Ты ушибся?

–  Нет.

–  Тебя кто-то обидел. Ты плакал из-за меня?

Мальчик тяжело вздохнул.

–  Да.

У Изабеллы у самой заблестели слезы на глазах.

–  Ты любишь меня, Эди?

–  Да, сестрица.

Мужчина, которому в течении получаса две столь привлекательные женщины задают вопрос "ты любишь меня? ", мог бы считать себя счастливцем. Юный Бодуэн чувствовал, что он несчастнейший человек.

–  Ты поправляешься, сестрица?

–  Да, дня через два, как сказал лекарь, я могу встать и мы снова будем гулять с тобой. Будем все время проводить вместе. Ты снова плачешь?

–  Я так рад сестрица.

В течении всего разговора, наворачивающиеся слезы умиления, наконец, свободно хлынули из глаз принцессы.

–  Эди, дорогой, дай я тебя поцелую.

Принц вырвался из объятий сестры и убежал. Изабелла решила, что это происходит от полноты чувств. В известном смысле, она была права. Эди, это нежное невинное дитя, так переживает из-за своей возлюбленной сестры!

Тайком, озираясь, дрожа от страха и от непереносимого, не детского вожделения, Бодуэн прокрадывался в каморку госпожи Жильсон. Он думал, что все делает скрытно, что никто даже не догадывается куда это он бегает во время полдневного сна. Между тем, об этом романе узнали сразу почти все. Никто, конечно, не спешил сообщить об этом принцессе, подобный вестник вряд ли будет щедро одарен, скорее всего он даже помилован не будет. Слухи о чрезвычайно крутом нраве принцессы дошли до конрадова замка. Они также, в значительной степени, питали страх брата перед сестрой.

Несмотря на естественный заговор молчания, госпожа Жильсон понимала, что смертельно рискует. Кто-то мог проболтаться из чистой вредности или по глупости. Мог не выдержать и сам во всем сознаться и Бодуэн.

Нужно было ускорить движение событий.

–  Зачем ты пришел?

–  Она еще больна, но осталось всего два дня.

–  Тем более, подумай что будет со мной чрез два дня? Молчишь?!

Он опустил голову.

–  Уходи, я думала, ты действительно меня любишь.

–  Я люблю тебя, Гвинерва.

–  Это одни слова, которыми я не прикрою свою спину, когда на нее опустятся бичи наших конюхов. Посмотри какая гладкая кожа, вот ее и изорвут в кровавые клочья.

–  Я не позволю, я женюсь на тебе.

–  Не говори глупостей, никто этого не позволит. Кто ты и кто я?!

На этот раз Гвинерва Фротте, так она себя называла, не допустила изнывающего юнца к своему телу и выставила. Изабелла порадовала брата, когда он ее навестил.

–  Эди, лекарь разрешил мне встать уже завтра. Ты опять плачешь, это от радости?