Цивилизация
Шрифт:
Дети, как влезли в воду, так хрен их оттуда вытащишь, если силу не применять. Впрочем, в этом и нет нужды — сказано им далеко не заплывать, так они и не заплывают, им и самим в мелководном "лягушатнике" интереснее. Уже и компанию себе нашли из местной детворы, с которой и плещутся, и болтают о своих детских делах. Фабриций было сперва поморщился, когда сообразил, что скорее-то всего это дети бывших рабов, а может быть, даже и не бывших, а из числа отправленных сюда целыми семьями тех двух тысяч жителей Гасты, но заценил нашу абсолютно нормальную на это дело реакцию и уже свою Ларит, въехавшую в эти обстоятельства несколько позже, урезонивал сам. Любой социум в той или иной степени иерархичен, но есть ситуация "в строю", где эта иерархичность как раз и работает по полной программе, а есть и "вне строя", когда хоть по факту-то все эти ранги и сохраняются, но по стилю общения все как бы условно равны. Эдакий
Забавляется, впрочем, каждый на свой манер, и шутки разыгрываются порой не только детские. Где-то на полсотни метров правее "лягушатника" с нашей детворой вдруг гвалт поднялся. Глядим туда, а там картина маслом — пацан-подросток параллельно берегу плывёт, а за ним — характерный треугольный плавник следует. Купающиеся от плавника врассыпную, пацану кричат, на тот плавник ему пальцами тычут, он оглядывается, типа пугается и к берегу поворачивает, а плавник — за ним. Бабы визг подняли, кто с детьми — их из воды выдёргивают, кто без детей — сами на берег толпой, а мужики кто каменюку ищет поувесистее, кто корягу, некоторые, у кого дом рядом, за копьями и гарпунами туда побежали, мы тоже детей из воды кого выгнали, а кого за шкирку вытащили, наши бабы, тоже в тот момент как раз купавшиеся, вылетели на берег со скоростью торпеды. Юлька с Наташкой в истерике, Антигона и Ларит в ступоре, моей тоже не смешно, да и Мильката как-то не в настроении. Нам с Володей слуги револьверы принесли, мы курки взводим и к месту событий спешим, а пацан уже почти у самого берега, и та акула что-то не сильно преследовать его спешит — давно бы уже, наверное, сцапала парня, если бы целью такой задалась. Но раздумывать над этими странностями некогда — два мужика уже тяжёлыми булыжниками в акулу запустили, один с корягой примеривается, с обрыва кричат, чтоб держались, уже спускаются с гарпуном, мы прикидываем, куда бы нам из револьверов шмальнуть по подводной цели, дабы не впустую пули ушли, и тут мощная волна прибоя тот плавник подхватывает, опрокидывает, да и выносит практически на берег — ага, вместе с небольшим деревянным плотиком, на котором и закреплён этот кусок акульей кожи со спинным плавником, гы-гы! Пацан выходит из воды и на тонкой бечеве его окончательно вытаскивает, и вся его компания складывается пополам от хохота, а вслед за ней и толпа.
Парня, конечно, отругали, одна баба даже оплеух надавать хотела, да тут отец оболтуса подошёл и бабу эту отогнал. Но если тот думал, что этим и отделался, то зря — отец дал ему хорошего подзатыльника, оттаскал за волосья и добавил смачного пинка.
— Это тебе НЕ за то, что ты людей своей шуткой напугал, а за то, что шутка — дурацкая, — разжевал он после этого наказанному сорванцу, — Сегодня ты так пошутил, завтра ещё какой-нибудь остолоп так же пошутит, а послезавтра из-за вас, дурней, уже на НАСТОЯЩУЮ акулу никто внимания не обратит, и она кого-нибудь сожрёт.
Мужик намылился разломать мнимую акулу, но я уже успел разглядеть балласт из камней, привязанный снизу плотика, да заценить оригинальность конструкции, так что прикинул хрен к носу и тормознул его:
— Зачем же ломать? В городе есть музей, где уже хранятся ваши самодельные стрелы с наконечниками из гвоздей и крючья на цепях из них же. Отдай лучше туда же и это изделие своего сына — шутка дурацкая по сути, но придумано-то ведь с умом. Ты сам придумал камни снизу привязать? — это я уже пацана спросил.
— Сам, досточтимый. Плавник большой, и без этих камней деревяшка на самой маленькой волне опрокидывалась, а камни ей и опрокинуться не дают, и притапливают, так что только плавник и виден…
— Почему эта шутка глупая, твой отец тебе уже так объяснил, что мне к этому добавить нечего, но раз придумал — молодец. Так больше не шути, но придумывать что-то новое — продолжай. Когда-нибудь, будем надеяться, ты и полезное что-то придумаешь, — это я уже для его отца добавил, чтоб на ус это дело намотал и не вздумал из своего парня его изобретательский зуд выбивать. Ведь как представлю себе все античные изобретения, которые хоть не были широко внедрены, но реально
— А если плотик в виде лодки сделать с острым носом и не буксировать за собой, а быстро тянуть руками с берега? — предложил Волний Икеру, показывая ещё и руками для наглядности, — И не одну, а две бечёвки привязать, я за одну возьмусь, ты за другую, заходим с двух сторон от кого-нибудь и оба резко тянем…
Стоявшие рядом и слыхавшие, включая и нас, и этого пацана-изобретателя, и его отца, которые, хоть и говорилось по-русски, поняли всё сказанное по пояснительной жестикуляции Волния, расхохотались, представив себе в цвете и в лицах не медленно и лениво подплывающую, а стремительно атакующую "акулу" и загаженную с перепугу набедренную повязку того, в чью сторону будет проимитирована такая "акулья атака".
— Раз придумали — молодцы, но если вы устроите эту шутку на пляже Оссонобы — всыплю ремня, — предупредил я обоих, — Вы слыхали уже, что может произойти из-за таких глупых шуток?
— Слыхали, папа, — ответил Икер, — А жаль, кое-кого хорошенько напугали бы, — и оба моих спиногрыза рассмеялись, явно имея в виду кого-то вполне конкретного из их оссонобской компании.
Но самый-то юмор оказался совсем не в этом. Только мы отсмеялись, только обсмаковали все подробности, только окунуться в море ещё разок решили — тем более, что некоторые уже и плескались, как опять паника. Снова народ из воды, и снова плавник, но на сей раз движется куда энергичнее, а от него баба улепётывает, колотя по воде всеми четырьмя конечностями так, что брызги чуть ли не выше, чем от прибоя, а тут разве так надо? Тут шуму надо поменьше, тише едешь — дальше уплывёшь. Да только дурында ведь перебздевшая ни хрена не соображает, и видно уже, что шансы ейные невелики. Ну, если не вмешиваться, конечно. Мы со спецназером подняли револьверы и шмальнули, рыба дёрнулась и промазала правее, баба с визгом погромче наших выстрелов взяла левее, рыба снова в её сторону, мы снова шмаляем, тут волна выносит это визжащее чудо без перьев на мелководье, и оно выбирается на песок практически на чётвереньках, не переставая визжать, потом встаёт, мы ещё разок шмаляем, акула разочарованно отворачивает, но тут уж и мужики в раж вошли — зря, что ли, за гарпунами бегали? Загарпунили, вытаскивают — ну, пара-то метров в ней есть, ближе даже к двум с половиной, но трёх точно нет.
Бабе тут же один затрещину добротную влепил, да за волосья оттаскал:
— Куда тебя несёт, дура, с твоими месячными! Говорил я тебе или нет?! — и ещё затрещину ей добавил, — Сколько раз тебе повторять, что эти твари кровь издали чуют!
Та сопит недовольно, но вякать даже не пытается — знает уже из опыта, по всей видимости, что чревато. И даже Юлька при виде этого как-то не возмущается — вслух, по крайней мере. Видимо, уже примерила мысленно ситуёвину на себя и на детей, а в таких случаях вся эта хвалёная бабская солидарность отключается начисто, как будто бы её и не было. Тут у неё на глазах мелкую несмышлёную детвору учат предвидеть и просчитывать возможные последствия своих выходок, а со взрослой бабы и спрос как со взрослой…
— Оба слыхали? — спрашиваю своих оболтусов, — Если поранились или хотя бы оцарапались, то пока корка не засохла, в море не лезть! Для акул даже маленькой капли крови в воде достаточно. Поняли?
— Поняли, папа.
— А теперь — идёмте посмотрим, как вон тот дядя будет у акулы из пасти зубы выдирать, — рыбину тем временем уже добили, и загарпунивший её мужик как раз пасть ей раскрывал и распирал древком гарпуна и парочкой каменюк, — Так, Волний, сбегай скажи маме и Ремду, чтоб тоже подходили, да принеси нам туда маленькие плоскогубцы из моей сумки — поможем дяде…
Мужик, кстати говоря, знакомым оказался — тот самый веттон, который в своё время опасался рассказывать нам о махинациях с кормёжкой рабов-строителей. Теперь-то уж видно, что вольный и забуревший поселенец если и не из числа "самых первых", то уж всяко вторых или третьих, последующим салагам не чета.
— Соль, надеюсь, больше не горчит? — спрашиваю его, напоминая о былом.
— Не горчит, досточтимый — отличная соль, ничем не хуже привозной, — вот уже второй год с материка её привозится немного, только в качестве эталонной для сравнения, а в пищу ВСЕХ островитян, а не одних только бесправных рабов, идёт одна и та же соль, выпаренная из морской воды на одной и той же солеварне, и мы сами здесь ей же пищу присаливаем, так что иного ответа я и не ждал, и вопрос был чисто риторическим.