Цивилизаtion

ГНОМ

Глава 8

Параллельно с началом использования силков я начал изучать плетение из веток. Первый же попавшийся в снасть заяц навел на мысль о ферме, а, значит, мне нужны были изгороди. Как и в большинстве случаев, внедрение искусства плетения прошло по стандартной схеме. Выбор материала, постижение мною азов, оптимизация процесса, доведение его до автоматизма, обучение нескольких человек из племени, и в финале – получение конечного продукта при полном делегировании и периодическом контроле.

В середине февраля в загоне прыгали и грызли изгороди около двадцати зайцев. Как и следовало ожидать, в одну прекрасную для ушастых пленников ночь все они сбежали. Надо было придумать что-то покрепче. Но что? Не каменный же забор выстраивать. Идей не было, так что пока я не нашел ничего лучше, чем сделать двойную ограду. Как только заяц оказывался в буферной зоне, дикарь бросался чинить первую линию обороны.

Женщины и дети освоили лозоплетение и навалились на процесс. После изгородей, наловчившись, я сплел корзину, приделав к ней ручку из веревки. Так у племени появилась альтернатива мешкам из шкур в виде больших и прочных лукошек.

Одомашнивание зверья стало моей основной задачей. Были построены крепкие изгороди для диких поросят, которых мы нашли рядом с угодившей в силки матерью. Из них я надеялся организовать свиноферму. Были также сделаны вольеры для диких коз, но они, увы, пустовали. Козлы не ходили по лесу тропами, а в камнях мы не могли нормально закрепить силки. Много раз мы находили их сорванными, но я не оставлял надежды все же поймать козу, что дало бы возможность в итоге получать молочные продукты. К сожалению, неуловимые парнокопытные жили в горах, в трех-четырех часах ходьбы, и делать бесплодные вылазки охотникам очень не нравилось. Проще было наставить ловушек в радиусе пяти километров и практически гарантировать себе добычу.

Дней через десять бесплодных попыток попался первый козел. Но впоследствии удача отвернулась от нас окончательно. Коз не было.

В один из праздных дней, когда запасов стало столько, что племя даже решило устроить себе выходной, я неожиданно подумал: а не пришла ли пора спорту войти в жизнь доисторического человека? Надо было чем-то занять появляющихся бездельников и компенсировать потерю физической активности для воинов после внедрения силковой охоты...

Сказано – сделано! Мною были устроены своеобразные «Олимпийские игры». В разряд дисциплин попали бег, метание камней с помощью камнеметалки, поднятие тяжестей и подтягивание. Победители получали переходящие знаки отличия вроде лисьего хвоста или большого волчьего зуба на шнурке, которые они носили с превеликой гордостью. Туземцам нравилось соревноваться, в них пробуждался неукротимый дух соперничества. Популярность спорта стала столь высока, что впоследствии была организована даже «детская лига». На лицах дикарей все чаще появлялись улыбки, до этого возникавшие лишь только после удачной охоты.

Еще одна потребность человека была удовлетворена. На этот раз психологическая, а не физическая, и это было невероятно здорово. Все складывалось довольно гладко: прогресс в моем племени шел со скоростью тысяча лет в неделю, болезни не беспокоили, зима заканчивалась, а поле все-таки дало всходы. Умение делать веревки, горшки и плетеные вещи неуклонно совершенствовалось. Но стоило лишь подумать о том, что все складывается хорошо, как судьба моментально давала понять: расслабляться нельзя.

В начале марта меня разбудили панические крики. Поняв, что происходит нечто страшное, я, даже не думая об опасности, выскочил из своего домика. В слабом свете еле горевшего костра племя врассыпную разбегалось от пещеры, в которую лез проснувшийся после голодной зимы здоровенный медведь. Я схватил охапку заготовленных сухих крапивных волокон и бросил в костер. Пламя резко осветило площадку около пещеры, и косолапый испугано шарахнулся в сторону. Мое появление несколько успокоило дикарей, и мужчины стали окружать хищника, обращая в его сторону копья. Медведь рычал и огрызался, решительно отбивая лапой робкие попытки ткнуть его оружием. В какой-то момент он бросился на прорыв, повалив одного из дикарей и мгновенно вцепившись в него жуткой клыкастой пастью. Пользуясь тем, что хищник на секунду отвлекся, Тыкто подскочил сзади и с размаху ударил топором по медвежьему затылку. Топор разломился, камень с хрустом отлетел, но удар оказался оглушающим. Потапыч обмяк, и дикари моментально добили его копьями.

Можно было оценивать последствия. Подбросив дров и добившись, наконец, нормального освещения, я выяснил, что, пробираясь к пещере, зверь успел задрать одного калеку, лежащего возле входа. Только теперь я понял, какой естественный отбор предполагал Тыкто, раскладывая увечных в первых рядах. Второй воин погиб при прорыве кольца окружения. Больше потерь не было.

Наутро я увидел обряд захоронения. Тела, завернутые в шкуры, туземцы отнесли на восток. Примерно в паре километров от нас находилась еще одна небольшая пещера, куда сложили убитых, прижав их колени к груди. После проводов в царство вечного сна тела завалили камнями. Пещера была хотя и небольшая по диаметру, но довольно глубокая, и было видно, что каменные могилы уходят далеко вглубь. Этому кладбищу была, возможно, не одна сотня лет. За исключением накрывания шкурами и складывания тела в позу спящего, у обряда не было никаких дополнительных ухищрений вроде подкладывания оружия или бус, песен или плача. Человек просто отправлялся спать в другой мир.

Я уже собрался уходить, когда неожиданно Тыкто показал на могилу и начал что-то объяснять. Пантомимы вождя были бездарны необычайно, и мне потребовалось несколько минут, прежде чем я, наконец, понял, что он хотел донести. Оказывается, трупы заваливали камнями для того, чтобы мертвец не смог вернуться. Оригинально. Не это ли суеверие привело к появлению обряда захоронения под землей?

Мы вернулись в лагерь. Потеря полноценного бойца была крайне неприятной — сильных рук часто не хватало. Любимая поговорка Седого гласила, что после любого события нужно сделать выводы и принять меры, что и было исполнено. С этого момента у костра дежурил часовой, который поддерживал огонь достаточной силы, чтобы освещать все вокруг. Это должно было не только давать возможность наблюдать за окрестностями, но и отпугивать диких зверей. По крайней мере, больше нас никто не беспокоил.

Еще неделя, и весна окончательно заполнила собой все вокруг. Зайцы принесли первый приплод, к кабанчикам добавился еще один пойманный выводок, а ко мне в руки попал волчонок. Я ждал этого момента, и с самого начала строго-настрого запретил туземцам убивать маленьких волков, попадавших в ловушку. Из-за чего, к слову, мне часто притаскивали вполне себе взрослых и злых особей. Но на этот раз это был двухмесячный щенок. Заперев его в загоне и потчуя мясным бульоном, я вскоре добился, что он узнавал меня и разрешал играть с собой. Вскоре появился еще один щенок – самка. Туземцы с удивлением смотрели, как я вожусь с волками, и, видимо, приписывали это умение все той же божественной силе, которая позволяла мне добывать огонь и лазить в море. Наличие пары разнополых щенков давало надежду, что волк не убежит в лес, когда ему захочется создать семью. Я с детства хотел иметь собаку...

Глава 9

В конце марта мы с Тыкто и его отрядом двинулись в горы, чтобы еще раз проверить силки на наличие коз. Находясь на открытой местности, все заметили вдалеке какое-то движение. Через несколько секунд Тыкто засуетился и обеспокоенно обратился ко мне:

– Воин. Топор. Много, – нашел он правильные слова.

Это были охотники другого племени. Судя по тревожному настроению Тыкто, встреча не предвещала ничего хорошего. Вероятно, мы зашли на их территорию. Чужие дикари тоже заметили непрошеных гостей и теперь быстро приближались. Из оружия у нас была лишь пара копий, дубинки и камнеметалки. Но, несмотря на то, что отряд Тыкто состоял всего из десяти человек, а мчавшихся на нас дикарей было около тридцати, я решил принять бой.