Цивилизаtion

ГНОМ

Если для большинства дикарей баня была скорее повинностью, то для нашего бомонда это стало приятной традицией. Воскресными вечерами парилка растапливалась специально для нас. Однажды я решил, что пришла пора подключить к процессу березовые веники, и парение пошло с невероятным весельем. Лежащий на скамье орал, а банщик истошно хохотал, захлестывая жертву порой до кровяных царапин. Быка парили вдвоем, ему же самому веник не давали из соображений безопасности. Меня разрешалось хлестать только Тыкто, который в четверть силы, но все равно едва не выбивал из меня душу. Само собой, после первой такой экзекуции я выскочил на улицу и с криком прыгнул в ледяную купель. Вода приятно остудила тело, и в парилку я вернулся как заново родившийся. Мои коллеги по пару смотрели на это представление с великим недоумением. Вода была абсолютно ледяная. Но Кава на то и Кава, чтобы быть не таким как все, решили они. Как я ни пытался доказать обратное, туземцы были глухи к воззваниям. Лишь после того, как я изрядно прожужжал мужчинам все уши о пользе закаливания, они, не сговариваясь, и исключительно для эксперимента, бросили в купель хорошо пропаренного Цака. Выскочив оттуда с проворством кота, взбешенный торговец таки подтвердил, что студеная вода после веников действительно имеет живительную силу.

Стоит ли говорить, что темными воскресными вечерами посмотреть на голых орущих мужиков, ныряющих в обжигающую холодом воду, собиралась вся деревня. Но нам, если честно, было наплевать. После парилки мы сидели в предбаннике, завернувшись в пледы из заячьих шкурок, и пили чай, сделанный Пхо. Туземцы выучили слово «кайф», которое осмысленно повторяли за мной, цедя ароматную жидкость. От Цака мы узнавали новости и сплетни, от Ахомита — истории про его походы. Тыкто обыкновенно молчал и пил, шумно прихлебывая.

Глава 49

В один из поздних вечеров я сладко заснул после очередной банной посиделки. Неожиданно мне приснился Седой, стоявший около моего компьютера и укоризненно смотревший на падающий график. За стеной истошно кричали трейдеры. Визжали женщины. В оперзале творился какой-то ад, но Седой не обращал на это никакого внимания. Дикий крик раздался совсем уже под дверью кабинета, и тут я проснулся. Через пару секунд, когда сознание вернулось, я с ужасом понял, что вопли раздаются с улицы.

Выглянув через узкое окошко, я увидел, что по лагерю бегают темные силуэты – кто-то с оружием, кто-то без. Разобрать во мраке было невозможно. Постепенно около костра на главной площади стали собираться наши воины и остальные жители. Скучковавшись по несколько человек, воины уходили в темноту в попытках поймать и убить таинственных нарушителей. Крики стали слышны все дальше, а затем и вовсе стихли. К костру подходило все больше людей. Вышел из укрытия и я. До утра никто не ложился, обращая копья и топоры в сторону густой темноты. Долгожданный рассвет позволил, наконец, оценить ущерб и немного разобраться в произошедшем.

Ночной кошмар вылился в шестнадцать убитых и около сорока раненых. В основном это были люди Ахомита и те, кто жил в шалашах. Ни одного тела нападавших найти не удалось. Следы уходили в сторону команчей и терялись в степи. Происшествие сильно деморализовало меня. Впервые после нападения Сыхо безопасность племени была поставлена под угрозу.

Я собрал у себя совет из присутствующих военачальников. Планируя обсудить, как мы будем защищаться от подобных интервенций, я неожиданно понял, что не могу поймать взгляд Ахомита.

– Ты знаешь, кто это был?! – закричал я на него, еще не веря своей догадке.

Угрюмое молчание лишь подтвердило мою правоту. Бык подошел к двери и перегородил собой выход.

– Говори, – чуть более спокойно добавил я.

Ахомит поднял серые глаза.

– Мы шли туда, где садится солнце. Четыре дня до сейчас. По следам нашли племя. Забрали три руки женщин и две руки мужчин.

Он замолчал, как будто вспоминая детали. А может, просто подбирал слова.

– Когда мы шли обратно, на нас напали. Пять или шесть рук. Мы убежали, но двое моих воинов не смогли.

– И ты молчал?! Мог ведь вчера в бане рассказать!

Увлечение Ахомита завоеваниями обернулось для нас людским потерями и наличием врага, который мог прийти в любую минуту.

– Ты сможешь показать, где их лагерь?

Виноватый владелец гоцэ покорно кивнул.

– Собирайте свои отряды. Мы идем к Чуку.

Я закончил встречу и пошел изучать детали ночного налета.

Варвары с короткими копьями пришли с запада, и первыми жертвами стали новые поселенцы. Ситуацию отягощало то, что около двадцати мужчин сбежали или ушли ночью вместе с нападавшими. Сами они это сделали или их увели насильно – непонятно. Лучше, конечно, второе. Ведь такое усиление врага было бы совсем некстати.

Перед тем как уйти в поход, следовало озаботиться обороной. В городе оставался Бык со своими воинами. Его хорошо вооруженные и упакованные в латы пятнадцать человек легко должны были отбить нападение тридцати-сорока дикарей. К тому же в городе находились гоцэ Ахомита, которым по понятным причинам оружие не выдавали, но хотелось надеяться, что в случае битвы они останутся на нашей стороне. Гастарбайтеров из команчей, уже давно доказавших свою лояльность, вооружили дубинами и кремневыми копьями.

Город перешел на полуосадное положение. Все мужчины должны были оставаться в лагере. На работу в близлежащие места отправлялись только женщины. По углам селения разложили четыре костра, у каждого из которых дежурили по двое часовых. Еще четверо должны были замаскировано лежать в разных точках, примерно в полукилометре от лагеря, чтобы условным криком предупредить о приближении опасности. Это был дальний кордон охраны. Оставив эти инструкции и гарнизон под руководством Быка, мы выдвинулись на запад.

Наш отряд состоял примерно из пятидесяти человек: люди Ахомита, его напарника Зота, Тыкто и нескольких подросших парней, уже умевших неплохо обращаться с оружием. Выйдя утром, мы были в лагере Чука еще до темноты.

По традиции вперед убежал гонец, чтобы известить племя о причине визита толпы вооруженных людей. Когда через час мы подошли к лагерю, Чук уже собрал боевую дружину. Нисколько не колеблясь, он выделил тридцать самых лучших воинов для операции возмездия. Выходить решили до рассвета. По словам Ахомита, отсюда до того лагеря было часов восемь пути.