ЦК закрыт, все ушли
Шрифт:
Вице-президент СССР — ЯНАЕВ Г. И.
Премьер-министр СССР — ПАВЛОВ В. С.
Председатель КГБ СССР — КРЮЧКОВ В. А.
Министр внутренних дел СССР — ПУГО Б. К.
Министр обороны СССР — ЯЗОВ Д. Т.
Председатель Крестьянского союза— СТАРОДУБЦЕВ В. А.
Первый заместитель председателя Государственного комитета по обороне — БАКЛАНОВ О. Д.
Президент ассоциации промышленности, строительства и связи — ТИЗЯКОВ А. И.
и их сообщники совершили тягчайшие государственные преступления, нарушив статью 62 Конституции СССР, статьи 64, 69, 70-1, 72 Уголовного кодекса РСФСР и соответствующие статьи Основ
Изменив народу, Отчизне и Конституции, они поставили себя вне Закона.
На основании вышеизложенного постановляю:
Сотрудникам органов прокуратуры, государственной безопасности, внутренних дел СССР и РСФСР, военнослужащим, осознающим ответственность за судьбы народа и государства, не желающим наступления диктатуры, гражданской войны, кровопролития, дается право действовать на основании Конституции и законов СССР и РСФСР. Как Президент России от имени избравшего меня народа гарантирую вам правовую защиту и моральную поддержку.
Судьба России и Союза в ваших руках.
Президент РСФСР Б. ЕЛЬЦИН
Москва, Кремль
19 августа 1991 года.
По мере отдаления от тех смутных дней все больше людей прозревает, понимая, что «августовская революция» 1991 года была схваткой за власть в верхах, а не народным движением. Несколько тысяч'Москвичей, пришедших к Белому дому, еще не весь народ, большинство которого пребывало, да и сейчас пребывает в апатии, что и продемонстрировали события третьего-четвертого октября 1993 года в Москве.
Это признают даже зарубежные специалисты по России: ни психологически, ни политически россияне не были готовы к августовским событиям. И вообще, большинство народа не хочет видеть дальше собственного носа. Перу известного английского кремлеведа Марка Френкенда принадлежит вот эта убийственная для некоторых российских политиков оценка: именно благодаря пассивности и неготовности к энергичным действиям, а не сознательному выбору армии и КГБ и сорвались антиельцинские акции, а также запланированное путчистами восстановление советской власти и единство Союза.
Миллионы россиян за годы после августа 1991 года на своей шкуре испытали, что такое кризис власти и доверия. Пожалуй, нет в бывшем СССР семьи, которая не ощутила чувства утраты и пустоты из-за распада Союза. В равной мере это относится к недавним непримиримым противникам павшего режима. Достаточно вспомнить Владимира Максимова, Александра Зиновьева, Юрия Власова и другие громкие имена.
Что касается рабочего класса, то кто-кто, а уж он в первую очередь испытал последствия неуклонного роста уровня жизни, который продолжался в Союзе вплоть до начала восьмидесятых годов. А для москвичей даже самые темные годы правления коммунистического режима связаны с такими грандиозными событиями, как переселение в отдельные квартиры. Для рядового московского рабочего малопонятно объяснение ельцинских экономистов о том, что сравнительное благополучие в годы Брежнева было куплено ценой варварского ведения хозяйства и разбазаривания природных ресурсов страны. Москвичи куда более понимают недавнее высказывание жены Александра Солженицына:
— Реформы — это то, что делает жизнь хотя бы немного лучше каждый день.
Однако годы ельцинских реформ приносят нечто прямо противоположное. И это начало доходить до самых недалеких домохозяек, которые во времена правления Горбачева бегали по митингам в защиту Ельцина. Даже ярым сторонникам реформ стало ясно, что абсолютное большинство населения скатывается к нищете. И самое страшное: реформы подорвали основы традиционного могущества России. Если это начали понимать рядовые домохозяйки, то что тогда говорить об активной, образованной части населения?
Непостижимы парадоксы общественного мнения! Вспомним конец августа, сентябрь и октябрь 1991 года. Это был пик вакханалии, развернувшейся вокруг членов ГКЧП. От них публично, на собраниях и в прессе, открещивались недавние сослуживцы и друзья. Чуть ли не каждый считал своим долгом унизить, оскорбить, облить помоями узников «Матросской тишины». Один из российских государственных деятелей в пылу негодования превзошел всех, заявив, что он лично расстрелял бы гекачепистов из автомата. Шло откровенное глумление над физическими недостатками вчерашних высших должностных лиц страны, бесцеремонно и цинично копались в их личной жизни, выставляли маразматиками и недоумками. Стоял вселенский вой: судить, скорее судить! Доброхоты-социологи кровожадно опрашивали население относительно меры наказания для несчастных стариков, с радостными воплями оповещая общественность, сколько процентов опрошенных требуют смертной казни.
Не прошло и двух лет, как отношение общественного мнения к членам ГКЧП и другим арестованным по этому делу изменилось. Большинство респондентов убеждено, что наказания подследственные не заслуживают, что их действия в августе 1991 года были продиктованы искренним стремлением сохранить целостность страны, защитить конституционный строй. Имена людей, которых проклинали и обсвистывали, предавали анафеме и очерняли, сегодня воспринимаются весьма терпимо, если не с симпатией, где тайной, а где и явной. Уже не слышно ни в электричках, ни в курилках — этих исконно русских гайд-парках — осуждающих выпадов в адрес советских декабристов, грубых анекдотов, обидных эпитетов. Время — самый строгий и беспристрастный судья.
Меняется отношение и к расхожим в августе девяносто первого года терминам «заговор», «путч», «переворот». Былой хлесткости уже нет. С течением времени становится ясно: где это видано, чтобы заговорщики поехали к тому, против кого заговор? Если ото был путч, то должен был произойти слом всех структур. Однако все оставалось прежним — и правительство, и Верховный Совет.
Что же это было? Переворот? Где же тогда изменение социального строя? Разве бывает переворот в защиту строя, который есть? Прав А. И. Лукьянов: это был отчаянный, очень плохо организованный шаг в защиту Союза, против его развала с помощью Союзного договора. Никаких сил в Москву практически нс вводилось, никаких жертв не было, кроме трех человек, ставших фактически жертвами автокатастрофы.
В марте 1997 года, в канун шестой годовщины референдума о сохранении СССР, социологический центр «Статус» газеты «Комсомольская правда» провел опрос среди москвичей. Был задан вопрос: «На референдуме 17 марта 1991 года большинство высказалось за сохранение Советского Союза. Вскоре, однако СССР распался. Как вы сегодня относитесь к этому историческому событию?»
Ответ такой: 54 процента опрошенных осудили развал СССР, 17 процентов одобрили, 13 процентов отнеслись к этому равнодушно, 16 процентов затруднились с ответом.