Constanta
Шрифт:
***
Два месяца прошли как во сне: я нашла союзников, с которыми мы постоянно навещали замдекана и узнавали новые подробности заглохшего дела.
Заместитель часто уезжала по делам или в командировки, но обещала нам помочь, и мы ей верили. Сессия давно кончилась, пересдачи – тоже. Подходило время отчисления, а нашу проблему до сих пор никто не старался решить. Лариса Александровна видеть нас отказывалась. У меня опустились руки, я была готова даже на комиссию.
В
Неожиданно староста пришла к нам с заявлением против Ларисы Александровны, в котором мы, студенты, дружно просили отстранить ее от преподавания в силу бесконечной рекламы своего товара, и не только рекламы. Я ни одного документа не подписывала с такой радостью! Но декан отреагировал не так, как мы ожидали – никого не спешили отстранять с гневными криками и чтением моралей, и теперь наши задницы оказались в опасной близости от огня. А я уж было понадеялась, что ее нам просто заменят другим преподавателем, которому я постараюсь сдать…
Вера Алексеевна пригласила меня к себе.
– Смотрите, Яна, я побеседовала с заместителем по воспитательной работе, она сейчас как раз занимается вопросом заявления и отстранения Корнеевой…
– А! Так Вы в курсе! – обрадовалась я.
– Я бы на Вашем месте сильно не радовалась. Будьте серьезнее. Так вот, совет сверху следующий: Вам и тем, кто не допущен Корнеевой к зачету, срочно писать заявления на комиссию и до шестого апреля сдавать ее предмет. Ларису Александровну отстранили от принятия долгов и пересдач.
– Ну хоть какая-то справедливость, – заметила я.
– Да. Так что поторопитесь. Это последний шанс сдать и не вылететь из университета. Будет очень обидно – Вы ведь такая способная студентка, у меня на Вас планы.
– А что в заявлении?
– Конкретно и детализировано описать ситуацию, при которой Корнеева отказалась принимать у Вас долги. И девочкам то же самое скажите. Сейчас все не особо на ее стороне, думаю, Вам поверят и примут во внимание как еще один камень в ее огород. И в конце прошение разрешения быть допущенной. Завтра с заявлениями ко мне – будем проверять и исправлять, что нужно.
На следующий день мы не без волнения сдали заявления доценту кафедры, от которой зависело теперь все. Все эти дни я ходила, как на иголках, в постоянном страхе и волнении, которые меня уже давно не посещали, и только Ольга была рядом. От ее слепой любви ко мне я немного начинала верить в себя и в лучшее, а мне это так несвойственно.
Вечером того же дня Вера Алексеевна позвонила мне домой и доложила из первых уст, что нам разрешили-таки сдавать зачет комиссии вместо Корнеевой, даже несмотря на ее категорический запрет. Только вот ее пары у нас продолжались как ни в чем не бывало, и нам посоветовали держать язык за зубами, чтобы не было скандала.
– Вера Алексеевна, теперь пришло время рассказать о комиссии, чтобы я знала, к чему быть готовой.
– Ну, Вы, наверное, уже не раз слышали, что сдать комиссии легче легкого?
– Слышала,
– Нет, отчасти правда. Но надо хоть что-то знать, в общем, будьте готовы, чтобы мне не было за Вас стыдно. А то получится, что собрали комиссию ради тех, для кого этого не стоило делать. Назначили на четвертое апреля.
– Я буду готова, – решительно заявила я, успевая заботиться о том, чтобы никто из домашних не подслушал разговора. Для конфиденциальности я даже вышла на улицу, во двор, и пихала ногой своего кота, который с радостью набросился на тапок.
– Я на Вас надеюсь и буду держать кулаки.
– Спасибо, что так заботитесь обо мне.
– Ну Вы же моя любимая студентка, Яна.
Ну вот, еще одна слепая любовь, которой я не заслуживаю ни одним моментом своей жизни, ни одним граммом характера. Спасибо, господи, что на моем пути я встречаю таких бескорыстных людей, которые даже во мне смогли рассмотреть что-то человеческое!
– А вы – мой любимый преподаватель! – в сердцах сказала я, а на глаза навернулись предательские слезы. Благо, что за столько лет хреновой жизни я научилась их подавлять в зародыше. – Вы знаете, кто будет в комиссии?
– Я думаю, будет доцент кафедры в первую очередь. Завьялова Елена Вадимовна.
– Вы ее знаете?
– Да. Вполне себе адекватный преподаватель. Сильно придираться не будет. Человек лояльный.
– Аж от сердца отлегло. А кто еще?
– Владимир Иванович Быков будет. Ничего не могу о нем сказать – как-то не сталкивалась, кафедры разные.
– Сколько их будет всего?
– Трое или четверо. В идеале трое, конечно. Так по протоколу заведено.
Меня внезапно взял страх – сдавать троим незнакомым людям, среди которых мужчина, да с моей боязнью сцены… Попала так попала. И слова не смогу выдавить из себя.
– Да уж… – протянула я безрадостно. – Ну, делать нечего. Это последний шанс. Так, а третьим кто?
– А третьим будет, я думаю, Довлатов Константин Сергеевич.
– А о нем что можете сказать?
– Без понятия, кто такой – он вообще ведет у журналистов, не у филологов. Я его видела-то пару раз.
– Ясно. Я вот тоже ни одного из них не знаю и даже не видела ни разу.
– Вы готовьтесь, Яна. Сколько вас идет всего человек?
– Двое.
– Маловато… с вами не идут не сдавшие? Такие вообще есть?
– Разумеется. Но они еще надеются сдать.
– Готовьтесь, – было заветом. – И сдадите, и избавитесь от этого груза.
– Похоже на молитву, – усмехнулась я.
– Вам все смеяться, Яна. Ладно, жду новостей. Как сдадите – сразу же пулей ко мне.
– Спасибо Вам за все.
Я положила трубку с великой благодарностью, невыразимой словами, к этому человеку, что всегда помогает мне, словно не является совершенно чужой мне женщиной. Спасибо, жизнь, за нее и за Ольгу.
Как опытный разведчик я решила прощупать почву и хотя бы посмотреть на членов комиссии, в чем, как я надеялась, мне поможет всемогущий Интернет.