Cor ardens
Шрифт:
«Помилуй,— молишь,— сад, где жил Адам!
Он вытоптан подковой всепобедной!,.»
И та, чей свет ведет пути мои,
Чьим пламенем душа моя сгорает,
С торжественной нисходит солеи;
Коню дары колосьев простирает;
И бледной гривы мертвые струи -
О, диво! — роз багрянцем убирает…
КАНЦОНА III
Я
«К вам, волны, прихожу, осиротелый:
Как одиноким быть — и быть единым?»
Ответствовали волны: «В полдень белый
Мы осмоленные лелеем челны
И прядаем, гоняясь за дельфином.
Вернись, когда на побережьи длинном
Луч удлинит гребней зеленых тени
И час пески опенит розой алой».
Я на заре усталой
Сошел на отмель и заслышал пени
Стихии одичалой;
Луна всходила, и волна вставала,
По ласке лунной томно тосковала.
Мятежной влаги рос прилив, мужая,
Под пристальным и нежным притяженьем;
И в камни зыбь хлестала пеной белой,
До глубины волнуема движеньем,
Всем зеркальным простором отражая
Богини нимб, средь неба онемелой,
Сплав серебра в золе порозовелой,-
Впивая полным лоном свет струистый,
Струясь и рея струйностью двойною,-
Вся жизнию родною,
Вся плотию согретая пречистой,-
Волшебной пеленою
Покрытая,— но светлых чар не видя,
В касаниях разлуку ненавидя.
Подлунные так в полночь пели волны
Свою тоску душе осиротелой;
Я ж в одиночестве прозрел слиянность
Сил соприродных и на лире смелой
Отшедшей пел: «О ты, которой полны
Все сны мои,— чья в сердце осиянность
Мерцает мне сквозь тусклую туманность
Мирской пустыни! Стала прозорлива
Душа страданьем, и прикосновений
Твоих, мой близкий гений,
Познала трепет, и в огне прилива
Незримою счастлива.
Откройся ж мне, мои разверзни очи,
Разоблачись светилом ясной ночи!»
Она в ответ: «Когда б узнали волны,
Что в них луна, что блеща реют ею,-
В струях своих узрели б лик желанный.
Твоим, о мой избранный,
Я стала телом, ты — душой моею.
В песках моею манной
Питаемый! воззри на лик свой вчуже:
Жену увидишь воплощенной в муже».
ТРИПТИХИ
РО3Ы
Пора сказать: я выпил жизнь до дна,
Что пенилась улыбками в кристалле;
И ты стоишь в пустом и гулком зале,
Где сто
Иным вином душа моя хмельна.
Дворец в огнях, и пир еще в начале;
Моих гостей — в вуали и в забрале -
Невидим лик и поступь не слышна,
Я буду пить, и томное похмелье
Не на земле заутра ждет меня,
А в храмовом прохладном подземелье.
Я буду петь, из тонкого огня
И звездных слез свивая ожерелье -
Мой дар тебе для свадебного дня.
Не ты ль поведала подругам пчелам,
Где цвет растет и что таит, любимый?
С каких лугов слетелся рой незримый
И золотом звенит окрест веселым?
Мед, гостьи Божьи, по весенним долам
Вы в улей собираете родимый!
Мой стебль иссох, и вяну я, палимый
Лучами знойными на камне голом.
А пчелы мне: «Едва живое жало
Вонзится в никлый венчик, брызнет влага,
И расцветешь ты сладостно и ало.
Мы росного изроем кладезь блага»…
И ближе льнет жужжащих ласк угроза…
Цвети же, сердце, жертвенная роза!
С порога на порог преодолений
Я восхожу; но вс не одолен
Мой змеевидный корень — смертный плен
Земных к тебе, небесной, вожделений.
И в облаке пурпуровых томлений
Твой недоступный образ мне явлен
Во мгле пещер, чей вход запечатлен
Сезаму нег и милости молений.
То девою покрытой и немой,
То благосклонно-траурной супругой
Тебя встречает страстный вызов мой.
И поцелуй уж обменен с подругой…
Но челн скользит с песков мечты кормой,
Подмыт волной зеленой и упругой.
СНЕГА
На свой утес из буйственных пучин
Ты пламенем пловца манила, Геро!
Вздымалась тускло-пенно, стлалась серо
Седая муть. Маяк пылал один.
И твой Леандр, как некий исполин,
Зыбь рассекал кипящего кратэра,-
Дабы порхнуть из мглы, как эфемера,
В багрец твоих распахнутых купин.
Зачем же ныне, цели достигая,
Несменно-близким близкий видя брег,-
Я должен плыть, все плыть, изнемогая,