Curriculum vitae
Шрифт:
“Гражданка”. Какая она всё-таки стала чужая… Нет необходимости экономить слова, как на войне, где лишние звуки – это секунды. Их может не хватить, чтобы выжить самому или помочь выжить другим. “На гражданке” слово – пустой звук, вылетело и не жалко. На войне не так. Очень часто цена неосторожному слову – жизнь, поэтому невольно учишься фильтровать.
Выйдя из метро, Распутин решил не искать ходячую справочную, а попытался самостоятельно сориентироваться в мешанине многоэтажек, описывая расширяющиеся концентрические круги вокруг метро, разглядывая попутно частную жизнь горожан и пытаясь понять невидимые, но существенные изменения, произошедшие в Москве за последние годы. Стихийно образующиеся “блошиные рынки” у каждой станции метро и даже у каждой остановки. Крикливая аляповатая реклама. Иномарки. Но главное- грязь. Вот отличительная черта всех девяностых. На улицах, на машинах, в кафе, в магазинах, в подъездах, в школах, в госучреждениях… грязь везде. Грязь и испанский стыд за свинарники, в которые превратились все без исключения города бывшего СССР. Стоило включить телевизор, увидеть и сравнить: в то время, как в Германии или Японии граждане стараются блюсти чистоту, в странах бедных граждане мусорят прямо на тротуарах. Казалось бы, никакого парадокса тут нет. Бедному человеку не до наведения порядка, ему лишь бы выжить.
Однако теория «разбитых стёкол» говорит нам, что всё не так уж очевидно. Если человек идёт по чистой, ухоженной улице с аккуратными скамейками и красивыми домами, ему будет неловко кидать на асфальт скомканную пачку сигарет. Если тот же человек пойдёт по улице грязной, с выбитыми стёклами домов и многочисленными похабными надписями на стенах, он уже не постесняется при необходимости даже нагадить на газон, что на ухоженной улице было бы для него совершенно немыслимо.
Мэр Нью-Йорка в своё время провёл натурные испытания этой теории. Он заставил городские службы максимально жёстко пресекать все мелкие правонарушения, которые создавали в городе атмосферу беззакония. Ловить безбилетников, моментально стирать граффити с вагонов метро. Поддерживать центр города чистым. Прошло совсем немного времени, и уровень преступности в Нью-Йорке резко упал. Выяснилось, что в чистом, аккуратном городе люди менее охотно совершают правонарушения. Вот такие парадоксы и неожиданное влияние чистоты на уровень преступности. Мы не так уж далеко ушли от обезьян, и окружение влияет на наши поступки самым непосредственным образом.
Рассуждая про себя на эту тему, Распутин некоторое время брёл за мужиком, старательно повторяя его манёвры по перешагиванию луж и огибанию особо опасных участков подтопления. Вот он докуривает сигарету и нацеливается на ближайший магазинчик. Возле магазинчика урна, но до мужика далековато. “Ну вот, сейчас докурит и швырнет на тротуар или в лужу” – неприязненно успел подумать Григорий, как ускоренный щелчком пальцев “бычок” описал эффектную дугу и упал в урну, даже не задев боковых стенок.
– Трёхочковый! – радостно вздернул руки мужик и начал шарить глазами по сторонам в поисках зрителей. Заметив бесстрастное лицо Григория, посмурнел.
Распутин ускорил шаг, выставляя вперед кулак с поднятым вверх большим пальцем.
– Я все видел! Круто было!
– Ты точно видел? Хух! А то я уже расстроился, думал никто и не заметил такого красивого трехочкового, – засмеялся мужичек.
– Я заметил, конечно! Супер!
Мужик на радостях пожал Григорию руку и по лицу поползла довольная улыбка.
– Тоже сюда? – кивнул он на торговую точку.
– Нет, я вообще не местный, адрес вот ищу, совсем заплутал…
– Ого! – присвистнул мужик, взглянув на клочок бумаги с адресом, – не то слово. Тебе ровно в противоположную сторону не меньше получаса асфальт топтать… Хотя тут недалеко троллейбус.
– Нет-нет, я лучше на своих двоих, – улыбнулся Распутин.
– Ну, бывай, спасибо за внимание, – мужик еще раз пожал Григорию руку и весело, чуть ли не вприпрыжку рванул по своим делам.
«Умейте радоваться мелочам» – прочёл Распутин на рекламной вывеске маленького магазинчика. “И то правда,” – усмехнулся он про себя. Настроение окончательно выправилось.
Обнаружить нужную 12-этажку среди плотной, малогабаритной застройки удалось после долгого изучения окрестностей. Поднявшись на седьмой этаж и обратив внимание на новую, железную дверь, перекрывающую коридор непосредственно перед входом в квартиры, Григорий остановился и задумался. Что делать? Где звонить? Куда стучать? Пока он обследовал стены в поисках какого-нибудь сигнального устройства, за железной дверью послышалось щелканье шлейперного замка, приглушённые голоса, непонятная возня. Кто-то взвизгнул в ультразвуковом диапазоне и тотчас раздался крик откуда-то из глубины дома:
– Нет, не убивай его! Только не здесь!..
Распутин автоматически отпрыгнул от двери, прижался спиной к стене у лестничного пролета, сжимая в руке единственное оружие – перцовый баллончик. Непослушно лязгнул входной замок, чуть приоткрылась бронированная дверь. Доктор, приготовившийся к броску, с удивлением обнаружил субтильную дамочку средних лет в домашнем халате, газетой подталкивающую к лестничной клетке паука приличных размеров. Из-за спины выглядывала мордашка девчонки-подростка, завороженно наблюдавшей за операцией по выдворению членистоногого. Гамма чувств на гришиной физиономии была настолько искренней, что женщина, отправив паука последним взмахом газеты в свободный полет, улыбнулась, плотнее запахнула халатик и смущенно спросила:
– Мы вас напугали своими криками, да?
– Есть немного, – выдавил из себя улыбку Распутин, отклеившись от стены.
– А вы к кому?
– Да вот приехал в гости к Михаилу Потаповичу и не могу прорваться через вашу “линию Мажино”, - кивнул Григорий на железную дверь.
– Так вы тоже на юбилей?
– На какой… – начал, было, Распутин и осёкся.
“Ах чёрт! – молнией сверкнуло в мозгу, – конечно, как я забыл! Именно в этот день в Афгане Полкан объявлял всеобщую амнистию и счёт залётам начинался с чистого листа…”
– Если вы имеете ввиду юбилей Михаила Потаповича, – улыбнулся он насторожившейся женщине, – то честно признаюсь, хозяюшка, нет! К сожалению, только по делам, хотя Михаил Потапович, как командир моего полка, заслуживает большего внимания.
Произнося эти слова, Григорий достал из спортивной сумки полевой планшет Ежова и повесил себе на плечо. То ли повлиял сам вид армейского аксессуара или гришино спокойное обращение, но тревожный огонёк в глазах женщины потух. Она распрямилась, поправила растрепавшуюся в битве с пауком прическу, приветливо улыбнулась и раскрыла дверь нараспашку.
– Что же мы тут в дверях стоим? Михаила Потаповича нет, но он скоро будет. Да вы проходите, не стесняйтесь, у нас пока посидите. Мы вас чаем напоим, а вы нас от пауков охранять будете, договорились?
Потапыч явился, когда весь “Pickwick” гостеприимной соседки был выпит, русские баранки-бублики съедены, а анекдоты, прошедшие внутреннюю цензуру Григория, рассказаны. Железный грохот замка раздался, когда хозяйки, хохоча в голос, слушали театрализованное представление одного актёра в исполнении Григория “Про Федота-стрельца, удалого молодца”.