Цусима. Книга 2. Бой
Шрифт:
Начальствующий же состав «Олдгамии» попал на плавучий госпиталь «Орел».
Командир «Орла» капитан 2-го ранга Лохматов и главный врач Мультановский, принимая пленников, Переглядывались между собою и пожимали плечами, но ничего не могли поделать против распоряжения адмирала Рожественского. Оба они понимали, что с этого момента плавучий госпиталь был поставлен под угрозу японцев.
Русские матросы в числе тридцати семи человек, очутившись на борту чужого корабля, вначале чувствовали себя стеснительно и не знали,
Их наскоро распределили в разные отделения по специальности. Боцман Гоцка, человек широкой кости, с круглым, слегка тронутым оспой лицом, любитель шутить при всяких обстоятельствах, весело понукал:
— Что вы, ребята, скисли? Щавелем, что ли, объелись? Или кораблей не видели? Живо принимайтесь за работу? Хозяева здесь теперь мы.
Матросы с трудом свыкались с незнакомыми для них механизмами. Особенно долго не налаживалась работа в машинном отделении. Туда вызвали прапорщика по механической части Зайончковского. Нетвердой, развинченной походкой он подошел к механизмам, с недоумением посмотрел на непонятные ему английские надписи и, постояв в нерешительности, махнул рукой:
— Вы уж тут сами как-нибудь разбирайтесь.
Машинист Кучеренко, бросив орлиный взгляд на удалявшегося прапорщика, буркнул:
— Тоже офицер! А насчет английского языка ничего не смекает. Давайте вертеть сами.
Машинисты долго приглядывались к разным приборам главной паровой машины.
Наконец догадались, как управлять ею. Но аппарат по опреснению воды долго не могли привести в действие. Кучеренко неотступно возился с ним, как ребенок с непонятной игрушкой, и все-таки добился своего. Показывая кочегарам пущенный аппарат, он радостно воскликнул:
— Пошла Марфа за Якова! Вода будет!
А тем временем прапорщик Потапов, прибывший на «Олдгамию» раньше других офицеров, распоряжался на палубе. Этот малорослый блондин мелкими шажками сновал по палубе и, прищуривая маленькие глазки, не без удивления останавливался перед сложными судовыми приспособлениями. Затем он приказал команде грузить уголь с транспорта «Курония».
В разгаре этих работ на капитанский мостик к Потапову поднялись два прапорщика: впереди высокий черноглазый человек с хмурым лицом, за ним полнотелый улыбающийся блондин, пониже ростом.
Потапов, обращаясь к первому, отрапортовал:
— Русская команда распределена по специальности. Уголь грузим в ямы, но лучше бы грузить на палубу. Погода свежеет. Боюсь — помешает она нам.
— Одобряю, — сказал Черноглазый офицер и повеселел.
Это был вновь назначенный командир «Олдгамии» прапорщик по морской части Трегубов, только что прибывший с флагманского броненосца «Князь Суворов».
Его полнотелый спутник, сделав шаг вперед, представился Потапову:
— Прапорщик Лейман. Прибыл с броненосца «Александр III». С сего числа имею удовольствие быть вашим соплавателем. Назначен
Для русских моряков началась новая жизнь на чужом корабле.
Через два дня «Олдгамия», отделившись от эскадры, пошла своим курсом на Владивосток. Больше она не встречалась с русскими кораблями.
Прошла ночь. Утром после побудки командир «Олдгамии», прапорщик Трегубов, приказал собрать команду на ют. При пасмурном небе дул очень свежий встречный ветер, заглушая слова начатой речи. Командиру пришлось повысить голос до выкрика. "Стоящим сзади матросам показалось даже, что он кого-то ругает. А один из них, Леконцев, спросил своего соседа:
— На кого это наш «горбач» так разорался?
Трегубов выкрикивал:
— Наша эскадра пошла через Корейский пролив во Владивосток. Туда же направляемся и мы. Но наш путь иной: вокруг Японии Тихим океаном в Охотское море. Мы должны в целости доставить этот пароход к своим берегам.
Постарайтесь, ребята, в работе и зорко следите за горизонтом. Только не попадаться на глаза японцам. Помимо наград за отвагу, вы получите еще и призовые деньги за привод судна с контрабандой…
Командир ушел, ют опустел от, людей.
Трое суток свирепствовал шторм, доходивший до десяти баллов. Шумели волны, вырастая в белопенные бугры. Молнии с треском и грохотом рвали черные тучи. На океан обрушивались ливни дождя, казалось, все небо задымилось от вспышек огня, но кто-то незримый сейчас же заливал их из гигантских шлангов, густо разбрызгивая струи воды. И среди этой разбушевавшейся стихии, качаясь и черпая бортами волны, шла одинокая «Олдгамия». Больше всех мучились кочегары, работая в закупоренной и душной преисподней.
Многие из них, страдая морской болезнью, выбывали из строя. Они заменялись верхнепалубными матросами:
После полуночи 15 мая прошли мимо острова Аога. Погода улучшилась, ветер стих. На корабле наступило успокоение. Определили девиацию на все тридцать два румба. Матросы, отдыхая, разговаривали больше всего о 2-й эскадре и по-разному гадали о ней. Но никто из них не знал, что в этот день осколки ее, окруженные превосходными силами противника, выдерживают второй день боя.
Машинист Кучеренко, уверенный в себе человек, рассказывал своим товарищам:
— На броненосце «Александр III» нас несколько человек было сверх комплекта. Я сам напросился на «Олдгамию». Уж очень мне хотелось узнать, какие устройства на английском судне.
Строевой матрос Леконцев, низкорослый плотный парень, жаловался:
— А я, когда узнал, что меня назначили на пароход, решил остаться на броненосце. Обращаюсь к начальству с просьбой — ни в какую. Я опять свое хочу, мол, сражаться. А мне — по физиономии. Кровь изо рта и носа…
Рулевой Шматков передернул узкими плечами и, согнув свою высокую и худую фигуру, сбалагурил: