Цусимские хроники. Мы пришли

Протасов Сергей Анатольевич

С дополнительными линиями связи, проложенными на всех кораблях телефонным кабелем, укрытым в стальной трубе, освоились довольно быстро, и уже совершенно не представляли себе, как можно было управлять не то что эскадрой, а даже одним современным кораблем без всего этого. Минимизация времени на прохождение команд позволила добиться очень важного преимущества, неоднократно подтвердившегося в многочисленных учениях, – быстроты реагирования без потери организованности эскадры.

Постоянные теоретические и стендовые проработки возможных приемов ведения боя обеспечили высокий уровень сплаванности кораблей, как в отдельных отрядах, так и в эскадре в целом, с лихвой компенсировав недостаток ценза у многих офицеров. Все сигналы, передаваемые флажным, световым или ракетным кодом с флагманских кораблей, исполнялись четко и незамедлительно. Маневры эскадры представляли собой уже не те

судорожные подергивания, опасные, скорее, для своих, чем для противника, что наблюдали все в самом начале, а уверенные действия одного большого организма.

29 марта госпитальный «Орел» отправился в Сайгон, Шанхай и Цындао с почтой и телеграммами командующего. Кроме этого, имелось также и секретное поручение. Корабль должен был негласно собрать добровольцев с наших кораблей, интернированных в этих портах, особенно с миноносцев. Местом рандеву была назначена бухта Камрань на побережье Индокитая, куда планировали прибыть 31 марта.

Глава 5

На подходах к месту нашей предполагаемой стоянки был обнаружен подозрительный пароход, сразу бросившийся от нас к берегу, в надежде укрыться среди тысяч мелких островков, видневшихся вдали. Посланный за ним «Изумруд» догнал его лишь через 40 минут погони на полном ходу. Отконвоированный к эскадре транспорт оказался английским угольщиком под немецким флагом с полным ходом более 16 узлов. Его капитан тут же выразил протест по поводу незаконного задержания, но его попросту проигнорировали, в то же время пояснив, что судно вело себя крайне подозрительно и будет подвергнуто самому тщательному досмотру, как только появится возможность. Пароход поставили в самый хвост колонны транспортов, чтобы он не мог многого разглядеть, и продолжили путь.

Едва добравшись до бухты Камрань, провели учения по развертыванию временной базы. Первыми в бухту через узкий проход, едва достигавший 20 кабельтовых в ширину, вошел тралящий караван из трех пар паровых катеров, шедших клином. Одновременно с тралением проводился предварительный промер глубин. Прикрывали тральщики четыре минных катера, спущенные с транспортов авангарда. Далее передовой отряд из четырех транспортов, идя след в след за двумя миноносцами разведки, вошел в бухту и немедленно спустил все катера, имевшиеся на палубах, для промера глубин и обвеховки фарватера. Уже через полчаса в гавань смогли войти транспорты снабжения, заняв предписанные каждому места. Катера и буксир «Русь», тем временем, развернули импровизированный бон, собранный из снятых с кораблей противоторпедных сетей, а плавмастерская «Камчатка», имевшая теперь весьма солидное вооружение из установленных на ней 10 трехдюймовок, выжатых Радловым у Политовского и Витте, заняла позицию сразу за сетью, взяв на прицел входной фарватер. Пока угольщики занимали свои места, транспорты первого эшелона подошли как можно ближе к входным мысам бухты и начали свозить на берег десантные пушки и пулеметы, тут же разворачивая береговые батареи в скалах, тщательно маскируя их позиции.

Рожественский наблюдал это все впервые. Не отрываясь от пятикратного бинокля и водя им по всей бухте, он с удовольствием восклицал:

– Ты посмотри, что творят! Эх! Молодцы, сукины дети!

А когда через полтора часа над «Камчаткой» взвился сигнал «Готовы к погрузке угля», приказал ответить сигналом «АДМИРАЛ ИЗЪЯВЛЯЕТ СВОЁ УДОВОЛЬСТВИЕ» и лично отправился сначала на «Камчатку» а затем обошел все транспорты, береговые батареи и тыловые дозоры, развернутые на сухопутных подступах, благодаря матросов и офицеров за службу и усердие.

В глубине бухты имелся вход в еще одну бухту, внутреннюю, а на её берегу размещалась небольшая французская фактория. Она имела обустроенные набережные и была связана телеграфом с Сайгоном. Адмирал отправил туда делегацию офицеров с кораблей и от штаба.

Вернувшись, офицеры сообщили, что месяц назад в бухту заходила японская эскадра, но пришедшие из Сайгона французские миноносцы заставили её убраться. Более японцев поблизости не видели.

Приняв уголь, приступили к осмотру механизмов, но, едва начав ремонтные работы, вынуждены были свернуться, так как появился французский крейсер «Декарт» с контр-адмиралом де Жонкиером, командующим французской эскадрой Тихого океана на борту, который передал требование местных властей покинуть бухту. Пришлось перебираться в расположенную неподалеку бухту Ван-Фонг, оставив на подходах к Камрани дежурный вспомогательный крейсер – дожидаться госпитальный «Орел», прозванный на эскадре, за характерную окраску госпитального судна, «Белым Орлом».

Это неожиданное перебазирование позволило

избавиться от попавшегося по пути подозрительного «англичанина». Все это время на нем продолжался вялотекущий «основательный досмотр». Отпускать его – значило сказать, где мы. Вполне возможно, что он занимался снабжением японских крейсеров и миноносцев. В то же время повода для задержания просто не было.

Едва из бухты вышли крейсера нашей разведки, командующий передал флажным сигналом приказ отпустить английский транспорт, ввиду выдвижения на театр военных действий и начала маневров со стрельбами боевыми снарядами. Как только катер с досмотровой партией отвалил от его борта, пароход дал полный ход и, пробкой выскочив из бухты, сразу повернул на юг. Вскоре он совсем скрылся из вида, а наша эскадра двинулась на север, где в сорока пяти милях была назначена новая стоянка.

Бухта Ван-Фонг была просто огромной. Только вход в неё был шириной более шести миль, так что, разместив эскадру у самого входа в бухту и лишь транспорты поставив у берега, Рожественский формально французский нейтралитет не нарушал [16] .

Перейдя на новую стоянку, занялись переборкой машин. Все понимали, что эта остановка последняя, дальше уже до самого Владивостока остановок может не быть. Поэтому проверялось все с максимальной тщательностью. Одновременно велись артиллерийские учения без стрельбы. Отрабатывалась работа на максимальную скорострельность и быстроту наводки орудия на цель. Водолазы снова проверяли и очищали подводные части кораблей. Минеры-связисты проверяли и перепроверяли линии связи, основные и резервные. Мастеровые с «Камчатки» занялись демонтажем боевых марсов, там, где они еще сохранились, плановым усилением артиллерии, а также радикальным сокращением шлюпочного вооружения.

16

Запрещалась стоянка в трехмильной зоне территориальных вод нейтральных стран.

На каждом из крупных кораблей оставляли по одному малому катеру и шлюпки, не требовавшие для своего обслуживания мощных грузовых стрел и тяжелых шлюпбалок, не закрывавшие сектора обстрела. Все остальное безжалостно срезалось, из соображений разгрузки кораблей и обеспечения максимальных углов обстрела артиллерии. Кроме этого, Зиновий Петрович лично побывал на каждом корабле и проверил, как продвигаются работы по установке дополнительных 75-миллиметровых пушек на места 47-миллиметровок.

Штабом прорабатывали все вводные, какие только мог придумать «извращенный начальственный ум». Штурманы и старшие артиллеристы не отходили от моделирующих планшетов, прикидывая схемы «огневых мешков», «артиллерийских вилок и перекрестий», которые затем проверялись на практике обстрелом щитов. Командиры и флагманы обмозговывали – один за одним – варианты охватов, окружений и боевых построений, исходя из условий видимости, состояния моря, боеготовности флота и много чего еще, о чем даже подумать полгода назад никто бы не решился.

При этом Рожественский постоянно твердил всем офицерам своей эскадры: «Думать надо сейчас, а не в бою! Кто задумался во время сражения – считай, погиб. В бою надо лишь быстро выбрать нужный вариант из того, что придумаем сейчас. У японца сила и опыт, а у нас только решительность и натиск. Только быстрота и четкость наших действий могут принести победу. Того сюрпризов не любит, а от нас, скорее всего, и не ждет, потому мы должны делать все не так, как делали до нас. И каждое наше действие должно быть быстрым и смертельным, чтобы противник погибал раньше, чем поймет, что мы задумали. Наша главная задача – использовать все ошибки японцев и ни разу не ошибиться самим!», после чего давал новую вводную, которая опрокидывала напрочь, казалось, абсолютно безупречные выкладки и построения. И снова все начиналось с нуля. Снова прорабатывались варианты перестроений, направления огня и скорости движения. Когда заканчивалось общее собрание и командиры разъезжались по своим кораблям, каждому из них Рожественский давал еще и «задание на дом».

Сначала командиры кораблей решали полученные задачи на своих офицерских собраниях, а на следующий день на совещании штаба это все, в обязательном порядке, обсуждалось с командирами и флагманами. После чего в задаче изменялся какой-либо фактор (направление ветра, высота волны, освещенность и т. д.), и все начиналось с чистого листа.

К слову сказать, в большинстве случаев теперь решения находились почти сразу же на собрании, после чего их сообща обсуждали и выбирали лучшее, которое неизменно обкатывалось на планшете с моделями или на маневрах флота.