Цвет абрикоса
Шрифт:
Студент долго пребывал в скорби. Он лил слезы и стенал, точно потерял мать. Он обрядил покойную в саван, совершил обряд положения в гроб и похоронил, как того требовал обряд благочиния. Не захотел жить в спальне, потому переделал кабинет и укрылся в нем, проводя в одиночестве дни и ночи. Не мог забыть Мяонян. Даже когда прошло довольно много времени после ее смерти, он по-прежнему был верен ей.
Тем временем красавица Айюэ, узнав о том, что студент женился и Мяонян поселилась в его доме, опечалилась, поняв, что потеряла возлюбленного. И хотя студент теперь был близко, до него было все равно что до неба. Но когда до нее дошли слухи о кончине певички, у нее вновь родилась надежда, что любовь меж нею и студентом будет восстановлена. И однажды Айюэ пробралась в дом студента. В тот миг студент, одинокий и удрученный, сидел в зале. Он не забыл Айюэ, но, полагая, что ее муж дома, не смел первым возобновить свидания. И вдруг сама Айюэ предстала перед ним. Он обрадовался так, как если бы вдруг стал обладателем редкостной драгоценности. Айюэ сердито и с упреком сказала ему:
– Заячье отродье! Похоже, хотел погубить меня, оставив без любви на весь оставшийся мне век!
Взявшись за руки, Айюэ и студент вступили в спальню.
– Муж с утра до вечера в войсках, - сказала Айюэ.
– Меня же собирается отослать к родственникам.
– От горя у нее перехватило горло, и она не могла говорить.
– Пришла проститься с господином. Не ведаю, когда еще сможем предаться счастью взаимной любви.
– Она говорила, и слезы, точно жемчужины, стекали со щек.
Студент, как мог, утешал ее. Они сняли платье, возлегли на изголовье и точно прилипли друг к другу. Айюэ скрестила ноги на его пояснице, и студент нацелил свое орудие прямо в лоно. Он спрятал себя внутри нее. Айюэ охватила радость, которую она едва ли могла сдержать. Студент мерно раскачивался над ней - так стрекоза, паря над водоемом, приникает к поверхности воды. Айюэ охватила дрожь. Ее тело стало послушным и податливым. По нему словно прокатывались волны. Студент завладел ее чувствами сполна. Каждый из любовников, соединенный плотью с другим, хотел отдать другому всю свою любовь. Янский жезл, как бы воплощая в себе величие их любви, безостановочно и целенаправленно опускался в лоно. Писатель с чувствительным сердцем описал бы эту сцену так: "Нефритовые врата, сейчас благоуханные, точно лучшие ароматы цветов, властвовали над янским жезлом, не давая ему покинуть сей чертог".
Студент поднялся, зажег светильник и снова лег рядом с Айюэ. До четвертой стражи они осыпали друг друга ласками. Студент вновь и вновь задерживал в себе дыхание и был неутомим, не спуская тетивы. Но вот незаметно забрезжил рассвет. Айюэ испуганно поднялась. Оделась, и на грудь ее полились потоки слез.
– Что делать? Как же нам быть?
– горестно восклицал студент. Вместо ответа Айюэ снова залилась слезами.
Поистине здесь позволю себе заметить:
Ночь свиданья наутро стала расставаньем.Глава III
Среди знатных семей Лояна был известен род Цзя. Глава рода, имя его было Лань, прозвание Даньшэн, из года в год покидал дом по торговым делам, множа достояние семьи, иной раз прикупая земли. Плодами трудов своих он стал первым лицом округи, и люди, отдавая дань уважения его состоянию, прибавили к имени Ланя чиновничий чин, именуя его теперь Лань-юаньвай - "Лань - сверхштатный чиновник". Госпожа Лань, урожденная Фын, была дочерью некоего богача из Гуанлина. От природы благонравна и чиста, она была со всяким добросердечна и приветлива. Каллиграфия, стихи, живопись и игра на цитре составили ее любимые занятия. У этих достойных людей было три дочери. Старшая звалась Чжэньнян - Дева Жемчужная, средняя - Юйнян - Дева Нефритовая, младшая Яонян, что значит Дева Кокетливая. С юных лет девушки получали высоконравственное воспитание, внимая наставлениям матери. А уж как писали стихи! Посрамили бы самых прекрасных поэтесс древности - Бань Цзи и Се Ань[18]. Особенно большие дарования обнаружила старшая, которая с младых лет слыла талантливой. Одна из соседских девушек, Пань Жолань, дружила с сестрами и оказывала на них немалое влияние, подчас дурное, ибо, случалось, далеко заходила в разговорах, хихикая по поводу отношений между девушками и молодыми парнями из низких сословий. Барышня Чжэньнян еще в нежном возрасте была сговорена за старшего сына некоего Фу Чуньсяня по имени Чжэньцин. Родители Чжэньцина рано оставили белый свет, и дела семьи пришли в упадок. Женитьба затянулась, и по сей день он был не женат. В тот год почил и Лань-юаньвай. Хотя он оставил семье большие богатства, дом осиротел и жизнь в нем замерла.
Юэшэн приходился семье Лань родственником. В ту пору ему минуло дважды по девять, иначе сказать восемнадцать. Ходила молва, что он распущен и большой охотник до вина. И вправду, молодой человек знал одно - ноги в стремена, уздечку в руки, и он уже там, где бренчат струны и дудят камышовые дудки. Юэшэн водил компанию с себе подобными, и не было ему равных ни в сочинении стихов, ни в пении романсов, а уж кистью владел, как никто. Но если говорить о его истинном таланте, то он был первым во всяком цветнике, а в разных забавах не имел равных даже среди первейших повес округи. Однажды пройдясь по лугу росных трав, он уже не имел воли покинуть его, мечтая об одном -утопить душу в наслаждении. Много потратил он разумения на разные любовные замыслы и во многих преуспел. Хотел свести близкое знакомство с семьей госпожи Лань, но случай все не представлялся.
Старшая из дочерей госпожи Лань, а именно Чжэньнян, была необычайно хороша собой: кожей гладка, статью и обликом изящна, в движениях быстра, поднимет ножку, опустит - вот-вот взлетит. Ей едва минуло трижды по шесть, она расцвела, словно пышноцветущее деревце сливы. Ее густые брови становились схожи с очертаниями весенних гор, когда она их морщила, а широко распахнутые глаза дышали зноем чувств. Чжэньнян знала письмо, до тонкостей ведала обряд, короче, была полна всяческих совершенств и добродетелей. Средней, Юйнян, было семнадцать, а младшей едва минуло шестнадцать, и обе были прелести несравненной.
Однажды, когда они безо всякого дела бродили по дому, возник между ними такой разговор. Предварительно уведя сестер в спальню, средняя сестра Юйнян молвила им так:
– Сестрички! Мы питаем друг к другу глубокую любовь и привязанность. И было бы славно, если бы был у нас молодой человек, один на всех.
– Как жаль, что старшая сестра выйдет замуж и покинет нас, - с болью сказала младшая.
– Таков великий обычай, принятый среди людей, - выходить замуж, - возразила старшая.
– Разве вы замуж не пойдете?
– Полагаю, когда старшая сестричка выйдет замуж, выгонит нас, - мрачно заметила младшая.
– А разве мы не можем вершить супружеские дела все трое с одним мужем?
Старшая присвистнула и забранилась:
– Ну, если это будет кто-нибудь вроде гуляки Фу, тогда я согласна делить с вами ложе.
– Потом заметила: - Еще и замуж не вышла, а уже начался дележ.
Так, хихикая и пошучивая, они дали клятву быть верными в радостях любви. Но Чжэньнян и в голову не приходило, что ее нареченный супруг Фу Чжэньцин направится по иному пути, нежели избранный всеми.
В ту пору ему было дважды по девять, то есть самый возраст. Он еще ни разу не приближался к женщине, посвящая все время науке владения кистью. Едва завидит женщину - бежит прочь, принимая ее то за небожительницу, то за сорные отбросы. Ненавидя все женское, он скоро стал почитать за истинную драгоценность совсем иное, пристрастившись к играм в извивающегося дракона. Долго искал себе напарника, не жалея ни времени, ни денег. В конце концов нашел некоего мелкого служку по имени Хуа и прилип к нему, словно тот был вымазан смолой. Женщины, которые любили молодых повес, при виде красивого и пригожего собой юноши начинали с ним заигрывать, но тот был непоколебим. В преддверии предстоящей свадьбы он не оставил пагубных наклонностей, и с раннего утра его мысли были об одном - дождаться ночи и, обнявшись с означенным чиновником, предаться срамному делу. Спрошу: какая в том отрада? И зачем такому человеку было жениться на молодой барышне? Однако госпожа Лань, руководствуясь тем, что старшая дочь вступила в брачный возраст, намеревалась найти в зяте человека, который взял бы на себя дела дома. И когда в доме появилась сваха по имени Юн Дэлай, госпожа Лань решила попросить ее сходить к молодому Фу и ускорить свадебные дела старшей дочери.
Молодой Фу, стакнувшись с малым служкою, с головой окунулся в разврат. Этот Хуа был отменно хорош собой и очень женствен. Кожей гладок, кокетлив, по всем статьям почти девушка. Когда Чжэньцин впервые увидел его, он точно рассудок потерял: помышлял только об одном - как возлечь с ним на ложе, ибо многие имели с этим Хуа дело. В голове Чжэньцина завертелись разные планы, но он предпочел остановиться на самом простом - дал денег отцу Хуа и так купил любовь сына. В тот же вечер отец Хуа пригласил в гости Чжэньцина. Подали вина, закусок, и трапеза затянулась за полночь. Сидя против Чжэньцина, юный пакостник изогнулся и, обхватив Чжэньцина за живот, прильнул к его губам. Он захватил их и долго смаковал. Потом напрягся и подтянул Чжэньцина к себе, так что оба стали походить на иероглиф люй, который, как известно, состоит из двух соединенных ртов. В свой черед Чжэньцин обхватил его за чресла и прижался, почувствовав животом его тепло. Хуа понравились их объятия, и он, довольный, рассмеялся. Он сплел ноги с ногами гостя и вытащил его отросток из штанов. Повел гостя в спальню. Этот распутник знал свое дело и скоро довел Чжэньцина до состояния неумолимой жажды любви. Чжэньцин засветил свечу и велел Хуа раздеваться. Тот стал снимать штаны. И едва обнажились белые бедра молодого человека, Чжэньцин оседлал коня. Красавчик Хуа не только видом, но и по нраву был точно женщина. Он ловко крутил задом и одновременно строил Чжэньцину глазки, повернувшись к нему. Хохотнув, он сказал: