Цвет боли: черный
Шрифт:
Но надежда, конечно, оказалась только надеждой. У Маргит просто после дозы было хорошее настроение и, как водится, желание излить кому-то душу. Парень с побитым лицом для этого не подходил.
Заранее решив, что просто не буду слушать, что бы она ни несла, я устало опустилась на стул, вытянула ноги. Пусть говорит, я подремлю пока. Нет, я не устала, не от чего, кроме разве замкнутого душного пространства, вида крови, мучений и неизвестности в отношении самой себя.
– Придется переезжать,
Я невольно вскинула голову, услышав эти слова Маргит. Та рассмеялась:
– Ишь как ожила, услышав имя любовника! Да, Ларс развил бешеную деятельность, даже меня разыскал. Предложил практически любые деньги за твое освобождение. Жаль, что ты у нас не ради денег, могли бы неплохо заработать…
– А ради чего?
– О, детка, по твоему поводу есть особая программа. Хозяину не нужны деньги Ларса, хотя, думаю, можно будет согласиться на пару миллионов и продать ему твой изуродованный трупик. Но сначала Хозяин желает получить роскошное видео твоих мучений. Снафф-видео по полной программе, изнасилование – это глупо, будет куда шикарнее – несколько часов пыток, так, чтобы ты не сдохла сразу, а помучилась. А потом убийство на камеру и готовый фильм Ларсу за пару миллионов. Как тебе такое?
– Маргит, что я тебе лично сделала плохого? Почему ты с таким удовольствием говоришь о моих пытках?
– Ни-че-го! Просто люблю чужие мучения, особенно тех, кто незаслуженно обласкан красивыми мужчинами.
– Мы с Ларсом расстались, вернее, он меня бросил, если для тебя это важно, так что…
– Это я уже слышала в первый день, только вот незадача: он поставил на уши всю полицию Стокгольма и всех парней, того и гляди, кроме копов, начнут искать свои. И еще: он велел передать тебе, что любит.
– Ты видела Ларса?
– Нет, не видела, он звонил. Попыталась его убедить, что понятия не имею, с каким любовником и куда ты сбежала, но, кажется, он не поверил. Потому и говорю, что придется переезжать. Из-за одной серой курицы столько хлопот!..
У меня мелькнула мысль, что за самой Маргит следят, может, у этого Вангера хватило ума установить наблюдение? Хотя их расторопность и эффективность я уже знала. Говорить об этом Маргит, конечно, не стала. Кроме того, переезд – это всегда неплохо, потому что появлялась призрачная надежда хоть как-то подать знак о своем существовании.
– Почему ты откровенничаешь со мной? Почему вообще разговариваешь?
Может, она не такая плохая, как старается казаться? Может, удастся за что-то зацепиться и выбраться отсюда?
– А с кем еще? С этими идиотами и поговорить не о чем, они знают только одно: трах и пытки. А ты материал отработанный, то есть за тебя еще и не брались, но все уже знают, что ты умрешь под пытками, потому можно говорить откровенно.
– Обнадежила…
– Ты ни на что не рассчитывай,
– Слушай, как ты попала к ним?
Она приняла или вколола дозу, сейчас в состоянии эйфории, мы вдвоем, можно попробовать подружиться с ней, хотя меня от такой подруги может незапланировано вывернуть. Но выбирать не приходилось.
– Расскажи о себе, ты ведь северянка?
– Какого черта?! – весело изумилась Маргит. – Надеешься завязать со мной дружбу?
– Нужна ты мне! – огрызнулась я вполне искренне. – Просто надо же о чем-то говорить, чтобы не думать о том, что ждет.
– Тогда рассказывай сама.
– Мне показалось, что ты хочешь поговорить, потому что тебе не с кем и словом обмолвиться. Ты ведь знала Ларса давным-давно?
– А ты была его рабыней?
– Просто девушкой, но ты права: именно была. Он меня бросил ради красотки-профессора в Оксфорде. Вот так. Поэтому о Ларсе говорить не хочется. Лучше расскажи ты.
– Он тебя разыскивает по всему Стокгольму, предложил любой выкуп. Не думаю, что так делают ради той, которую бросили.
– Совесть мучает, я ведь разыскивала тебя ради него.
– Да, Ларс у нас совестливый, этого не отнимешь.
Мы сидели, прислонясь к стенке и вытянув ноги, словно две приятельницы, отдыхающие после занятий фитнесом, например. Только чашек с травяным чаем в руках не хватало и полотенец на шее. Я уже поняла, что Маргит мне не поможет, плевать ей на меня, на Ларса и на всех, кто за пределами этого зала. Но лучше уж пусть рассказывает о себе, чем о том, что предстоит мне самой.
– Бог с ним, расскажи о себе.
– Зачем тебе?
– Сказала же: чтобы не говорить о моем положении.
– Ты права, я с севера, мы с Кайсой приехали из Бодена.
– Там плохо?
– Там нет жизни. Не вообще в Бодене, а в нашей семье. Отец с матерью остались в прошлом веке, причем в его начале.
– Где ты училась, у тебя правильная речь.
Она усмехнулась:
– Это книги. Правильные, такие, которые учат добру, учат, как надо жить… в придуманном этими же авторами мире. И которые совсем не рассказывают о настоящем мире за пределами своих обложек.
– Ну и что, мы тоже читали такие книги.
Маргит покосилась на меня.
– Тебя небось с детства облизывали мамочка, папочка…
– Нет, маме всегда было не до меня, папа ездил и ездит по свету, так что я сама по себе.
– Но у тебя были деньги хотя бы для начала.
– Деньги у меня, Маргит, были, но не в том дело, похоже, я просто знала, куда ходить не стоит, а ты не знала.
– Я вырвалась из этого правильного, но отставшего от жизни родительского мира совсем девчонкой, только окончив школу. Ни родных, ни знакомых, зато много внимания взрослых парней, немедленная беременность и наркотики. Знаешь, что это такое? Не-ет… ты не знаешь, ты у нас правильная…