Цвет боли: красный
Шрифт:
Вообще-то, я переводилась на другую программу, но говорить об этом Курту почему-то не стала.
— А как же учеба?
— Это не постоянная работа, она набирает группу для выполнения задания, а потом распускает. — В голосе Курта было что-то кроме привычного энтузиазма.
В ответ я вздохнула совершенно без энтузиазма:
— Это хоть не детище «Экспрессена»?
— Не знаю, мне пока неизвестно, но не «Экспрессен» точно. Ты не любишь бульварную прессу?
— Не хочется начинать с желтых газет, потом в другие не возьмут. А что
— Вроде какое-то журналистское расследование, сейчас это модно. Завтра встреча, все скажут. В конце концов, если не подойдет, можно отказаться. А вдруг что-то интересное? Придешь?
Я посмотрела на адрес. Ничего особенного, это практически Арка Боффиля со стороны вокзала Седра. От дома два шага…
— Пожалуй, схожу. А почему ты предлагаешь мне?
Курт чуть замялся…
— Говори уж!
— Эрика должна пойти со мной, но ее родители вдруг собрались до середины января в Америку, Эрика с ними.
Не могу сказать, что меня задела такая простая замена меня на Эрику и Эрики на меня. У нас с Куртом ничего не было, он просто оказывал мелкие знаки внимания вроде угостить кофе из пластикового стаканчика или занять очередь на ланч в университетском кафе. Но все равно это признание не слишком обрадовало. Почему я ответила, что приду, и сама не знаю. Скорее всего, просто захотелось убедиться, что Курт не так уж сильно переживает из-за предательства Эрики.
Зачем мне он сам? Не нужен абсолютно.
Оговорив место и время встречи, я отправилась в ванную поваляться в пене.
Туда тут же заглянула Бритт:
— О чем размышляем?
Она права, замена обычного душа ванной означала серьезные раздумья.
— О жизни.
— И как? — выдавливая зубную пасту на щетку, деловито осведомилась подруга, словно от этих размышлений зависело если не будущее человечества, то, по крайней мере, наше с ней.
— Придумаю — сообщу, — не менее серьезно обещала я, заныривая в воздушные пузырьки глубже. Из пены должна торчать только голова, иначе какой в ней смысл?
— С кем разговаривала? — у нее получилось «ражговаривала» из-за зубной щетки во рту.
— Курт предлагает подработать на каникулах.
Сомневаюсь, что она помнит, кто такой Курт, но это неважно.
— Тебе нужны деньги? — подруга даже зубы чистить перестала.
— Нет, ради практики, какое-то журналистское расследование.
— А?!.. «Миллениум»?! — для Бритт в Швеции существовал только Стиг Ларссон и его «Миллениум», подозреваю, не для нее одной.
— Успокойся, нет, — я попыталась ногой закрыть кран. Но вместо этого нажала на переключатель душа, и вода хлынула сверху. От неожиданности я нырнула в пену с головой, а Бритт, которую отвернутый в сторону душ окатил с головы до ног, с визгом отскочила к двери.
Визжать было от чего, я сумела закрыть горячую воду, но не справилась с холодной, душ оказался ледяным…
Следующие полчаса нам оказалось не до Курта с его предложением. Это только в
Но Бритт о предложении не забыла, как же, расследование да без нее?
— Так что за «Миллениум»?
— Какое-то «На шаг впереди». Остальное узнаю завтра.
— Уже хорошо! Я с тобой.
Вот этого я и боялась, зеленые глаза подруги блестели слишком заинтересовано, чтобы дело закончилось добром. Может, я ошиблась, и она не собиралась улетать в свою Калифорнию?
— Тебе-то зачем?
— Ты же знаешь мою интуицию, она не подведет.
О, да! Интуиция Бритт неоспорима, она всегда подсказывает верно, ну, кроме тех случаев, когда почему-то ошибается. Однако упоминать об этих прискорбных недоразумениях не рекомендуется.
— Хорошо, если встанешь в девять.
— Надо покопаться в Интернете, — подруга подтянула к себе ноутбук и устроила на ногах, сложенных по-турецки.
А она молодец, заняв мысли Куртом и нашими с ним отношениями, которых, собственно, не было, я совсем забыла про Сеть. Там наверняка есть это самое «На шаг впереди».
Из Бодена приехала сестра Кайсы Стринберг. Они не слишком часто виделись с погибшей, но все же сестра есть сестра, Даг надеялся, что девушка сможет объяснить, почему Кайса полезла в петлю. Но, глядя на фрекен Стринберг, Вангер подумал, что понимает Кайсу, в шестнадцать лет сбежавшую в Стокгольм. Сестра всего лишь на два года старше погибшей, то есть, нет и тридцати, но внешне ей можно бы дать все сорок. Тусклым и безрадостный в ней было все — внешность, взгляд, голос… Человек, который с депрессией родился, с ней живет, от нее и умрет, вернее, давно умер, существует только оболочка.
— Мама все время плачет, с тех пор, как узнала, папа сидит молча. Она… мы всегда знали, что из этого ничего хорошего не выйдет. Разве можно ждать чего-то хорошего от жизни в сумасшедшем городе?
— Каком сумасшедшем?
— В Стокгольме! Тут могут убить. Тут всех убивают!
Вангер с изумлением выслушал эту тираду. Ого! Фрекен Стринберг очнулась?
— Так уж и всех, я, как видите, жив.
— Вы мужчина, — фрекен явно обвиняла Дага в позорной принадлежности к этой половине человечества, — а Кайса была женщиной!
Несмотря на всю серьезность ситуации, он едва сдержался, чтобы не поерничать:
— Да что вы говорите?!
Фрекен Стринберг мгновенной заминки инспектора не заметила, она продолжала обличать и пророчествовать:
— Это все ее дружки, это они виноваты!