Цвет мира – серый

Мусаниф Сергей Сергеевич

– Будьте любезны пояснить свою мысль, молодой человек, – сказал маркиз Жюст.

– По-моему, нас уносит в сторону риторики, – заметил я. – С какой стороны тут история?

– Пока я являюсь вашим учителем, я оставляю за собой право выбирать тему урока, – заявил маркиз Жюст. – И сейчас я хочу, чтобы вы пояснили последнюю из высказанных вами мыслей.

– Могу я привести пример?

– Попробуйте.

– Допустим, есть государство А, расположенное на побережье и обладающее торговым флотом и несколькими портами, – сказал я. – И есть государство Б, которое находится в глубине континента, зато располагает

обширными корабельными лесами; которые ему на фиг не нужны, ибо выхода к морю у него нет. Государство А душит торговлю государства Б своими пошлинами и вообще мешает государству Б гармонично развиваться.

– Немного натянуто и довольно примитивно, но имеет право на жизнь, – сказал маркиз Жюст. – Что дальше?

– Все, что в такой ситуации нужно государству Б, это небольшой кусок берега, где можно построить порт, – сказал я. – Государство Б объявляет войну государству А и в первом же бою оттяпывает искомый кусок побережья. Теоретически в этот самый момент государство Б достигает цели войны, ибо оно имеет мир лучше, нежели он был до начала конфликта. Но на самом деле никакой цели оно не достигает, ибо нельзя говорить о мире в то время, пока война еще не закончена.

– Ну и? – потребовал маркиз Жюст.

– Дальше – больше, – сказал я. – Вдохновленное своими военными успехами, государство Б решает не останавливаться на достигнутом и пытается оттяпать кусочек побольше. Одновременно выясняется, что государству А позарез нужны корабельные леса, или же оно тупо не желает смириться с потерей куска пляжа, и военный конфликт продолжается. В итоге двухнедельная заварушка, о которой можно было бы просто забыть, длится и длится. Годы, десятилетия, даже века. Государства А и Б уже забывают, с чего все началось, тем временем вырастают целые поколения, изначально ненавидящие друг друга, потому что война отняла у них кого-то из близких… Когда все заканчивается, вдруг выясняется, что погибли сотни тысяч людей, обе страны экономически отброшены лет на двести в прошлое, ощущается острый дефицит мужского населения, на пороге стоит голод… В общем, полный мрак и ничего хорошего.

Мне понравилась собственная речь. В кои-то веки я высказал своему учителю именно то, что думаю, но… Сейчас маркиз Жюст задаст мне «тот самый вопрос», и гипотетическая ситуация превратится в настоящую головоломку.

– Значит, вы хотите сказать, что все беды происходят от неумения людей вовремя закончить войну?

– Да, – сказал я. Это был еще не «тот самый вопрос». По он уже на подходе.

– А что бы вы сделали, если бы вы оказались на месте правителя государства? А? – «Ага, вот он!» – Как бы вы поступили, если бы это у вас соседи оттяпали кусок побережья? Неужели вы бы не попытались отбить у захватчика свою землю?

Я знал «правильный ответ», тот самый, которого ждал от меня маркиз Жюст. Только этот ответ мне не нравился, и я решил его не озвучивать.

– Я не стал бы отбивать земли обратно, если бы у меня не было твердой уверенности в том, что я смогу сделать это быстро и без больших потерь, – сказал я.

– Неужели? И как бы к вашему решению отнесся ваш народ?

– Ну я попытался бы сохранить лицо… Насколько это возможно, – сказал я. – Провел бы переговоры с правителем государства Б, попытался бы вытрясти из него какую-нибудь компенсацию. Или, что еще лучше, я поговорил бы с правителем государства Б еще до войны, и мы могли бы решить вопрос о побережье мирным путем. Например, поменялись бы с ним на часть необходимого мне леса.

– Но если бы правитель государства Б оказался человеком, с которым невозможно договориться?

– А как же основной постулат дипломатии «договориться можно с каждым»? – парировал я.

– Это только в идеальном мире, – сказал маркиз Жюст. – В реальности же встречаются очень упрямые правители, с которыми невозможно вести дипломатические переговоры.

– В таком случае я организовал бы небольшое политическое убийство и постарался договориться с кем-то из наследников упрямого индивида.

– А если наследники окажутся такими же?

– А так бывает?

– И довольно часто.

– Тогда – еще одно политическое убийство. Тихое и не имеющее ко мне никакого отношения.

– А наследник оказался еще более упертым.

– Так нечестно, – сказал я. – Невозможно решить задачу, если на каждый мой ход вы бросаете новые вводные, которые все усложняют.

– Но в жизни так бывает, – заметил маркиз Жюст.

– Тогда я сведу решение к общему ответу, – сказал я. – Я попытался бы обойтись без войны, а если бы военных действий все же не удалось бы избежать, я постарался свести бы их к минимуму. Даже ценой потери собственного лица.

– После чего подданные считали бы вас слабым королем.

– Короли имеют привычку плевать на мнение подданных, – заметил я. – К тому же, как бы силен ни был монарх, подданные все равно не будут от него в восторге. Идеальных королей не бывает, как не бывает идеальных людей. Кому-то всегда что-то не нравится.

– Вы очень несерьезно относитесь к монархии, – заметил маркиз Жюст.

– Серьезное отношение к монархии – первый шаг на пути к тирании, – сказал я.

– Вы на самом деле в это верите?

– Конечно. Учитель вздохнул.

– Простите, что лишний раз напоминаю вам об этом, по ваш отец умирает.

– Это не новость, он умирает уже лет десять, – собственно говоря, за все свои семнадцать лет я ни разу не видел своего отца полностью здоровым. Преклонный возраст, жизнь, первая половина которой прошла в седле, а вторая – в бесконечных званых обедах и попойках… Ничего удивительного, если в свои пятьдесят два король Беллинджер выглядит на все девяносто.

– На этот раз все гораздо серьезнее, – сказал маркиз Жюст. – Лейб-медик не даст вашему отцу больше года, а это значит, что к восемнадцати годам вы уже будете сидеть на троне, принц Джейме.

Как будто я этого не знаю… Перспектива оказаться королем в неполные восемнадцать лет меня несказанно удручает. Мне удалось смириться с мыслью о смерти отца, но себя на троне я все равно не представляю. Власть, даже власть в таком маленьком, почти игрушечном государстве, как Тирен, – это ответственность, а кто хочет взваливать на себя ответственность в семнадцать лет? Да еще в такое сложное время, когда на континенте идет война, а в перспективе маячит схватка двух величайших государств мира? Когда дерутся двое крутых парней, на орехи достается и окружающим, и чем слабее невольный свидетель драки, тем больший урон ему может быть нанесен.