Цвет моего забвения
Шрифт:
На следующий вечер я иду в салон и со стеснением прошу перекрасить волосы в натуральный цвет. И понимаю, что сделала ещё один шаг навстречу себе.
Месяц спустя я сталкиваюсь с Терри в супермаркете. Он, к удивлению, узнаёт меня первым. Помогает донести покупки до машины и предлагает заехать в ближайшее кафе перекусить. И я, конечно, соглашаюсь. Я выбираю кафе "Райское облако" под крышей небоскрёба в деловом центре.
Прозрачный лифт везёт нас сквозь воздух, пропитанный бензиновым выхлопом. Окна кафе открывают роскошный вид на вечерний город. Мы садимся за столик у окна, и сияющий простор
Официант уносит наш заказ. Слух согревает музыка и тихие разговоры посетителей, сливающиеся в уютный рокот. Я слежу за игрой бликов на стекле и, наверняка, глуповато улыбаюсь. Словно школьница, которая вот-вот получит свой первый поцелуй.
Надежды теряют яркие краски, а свет неожиданно тускнеет, когда Терри настороженно произносит моё имя:
– Аресса?
– Что?
– бездумно поднимаю глаза. Мне не нравятся интонации, которые приобрёл его голос. Словно звенящий ручей в секунду смёрзся коростой льда. С чего бы?
– Ты что, - говорит Терри спокойно, но холодно, - ешь мясо?
– Да, - отвечаю прежде, чем успеваю осознать вопрос. Даже не вопрос - претензию!
– Да?
– Что-то не так?
– добавляю я, наконец уловив суть.
– Да нет, - Терри пытается улыбнуться, но уголки его рта лишь жалко дёргаются.
– Извини.
Официант приносит наш заказ, учтиво улыбаясь. Вилки звякают о фаянс. В моей тарелке дымится роскошная отбивная с картофелем. Перед Терри - что-то пёстрое, но печальное, из сырых овощей. Что-то, что лишь раздразнит аппетит, но не прибавит сытости.
Мы разговариваем, но общие темы ускользают, как речная рыба из кулака. Размеренная обстановка становится напряжённой, и кажется, что воздух вот-вот пойдёт искрами. И мы оба знаем, что причина этому - нечаянный вопрос, что обронил Терри несколько минут назад. Нет, меня не раздражает, когда люди интересуются моим рационом - несмотря на недовольство собой, я никогда не придерживалась диет. Но Терри вымораживает содержимое моей тарелки: ароматный кусок свинины, политый грибным соусом, с веточкой фиолетового базилика и круглыми картофелинами. Я чувствую его негодование кожей. И вот это уже мне неприятно. Неприятно и непонятно.
Поужинав и оставив тарелки на столе, мы спускаемся в объятия засыпающей улицы. Огни тускнеют и сливаются с молодой ночью. Глубокая синева укрывает нас плотным пледом. Темнота пахнет бензином и прелыми листьями. Сразу замечаю, что Терри полегчало на воздухе. Он снова начинает непринуждённо смеяться, как в тот сентябрьский день, когда мы впервые встретились.
Мы подъезжаем к разъезду. Описываю круг по сонному кольцу. Сто метров вниз по шоссе, и Терри должен выйти. В двух кварталах отсюда его дом.
Шины скрипят об асфальт. Звук в вечерней тишине кажется особенно пронзительным и гулким. Огни фонарей за окнами машины смазываются и дрожат, вычерчивая зигзаги на запотевшем стекле. Вот и всё.
– Прости меня, Аресса, - говорит Терри неожиданно.
– За что?
– я пытаюсь побороть нарастающее негодование.
– За вопрос, - отрезает он.
– Я вижу, что он смутил тебя.
– Да ладно, - фыркаю, пытаясь показать, что не задета. Только не получается.
– Я ем мясо. И что с того? Мои предпочтения в пище не делают меня уродливой.
Я не верю, что говорю это. Но я знаю одно - это истина. Моя личная истина, что имеет право отличаться от его.
– Пойми меня правильно. Я отказался от этого ещё шесть лет назад, - поясняет Терри.
– И теперь, как только вижу, как кто-то ест мёртвое тело, зло берёт. Но не принимай близко к сердцу. Ты не обязана разделять мои взгляды. Твоё право есть то, что тебе хочется.
– Мёртвое тело?!
– Извини, если испортил тебе вечер. Но давай называть вещи своими именами. Свиной стейк - это кусок трупа свиньи.
Я отворачиваюсь, стараясь не рассмеяться от нелепости ситуации и не выплюнуть ужин от отвращения. И чувствую, как моя истина, в которой была убеждена ещё минуту назад, рассыпается по кубикам, как детский конструктор. Ароматная отбивная начинает казаться куском разлагающейся плоти. И это всё - у меня в желудке! Почему его слова так действуют на меня? Почему?
Но другой вопрос занимает меня куда больше. Какое право он имеет говорить обо мне и моих предпочтениях так, словно я его девушка? Почему он лезет в мою голову и изменяет мои программные установки? Зачем стирает записанные умозаключения, заменяя их своими? Почему он имеет дерзость влиять на меня...
Ответ приходит неожиданно. Самое время хватать мечту за хвост, цеплять гарпуном и вытаскивать на свет! И Терри, судя по всему, думает так же. Потому что он не выходит из моей машины до самого дома. И остаётся у меня на ночь.
Нет, ничего не происходит между нами. Мы - взрослые люди - сидим до рассвета на подоконнике и смотрим на звёзды. Терри открывает мне душу, а я позволяю ему делать это. И пусть некоторые его рассуждения кажутся наивными, в них спрятано столько искренности! Он говорит, что люди теряют гуманизм и человеческий облик, грязнут в жестокости, грызут друг другу глотки. Он рассказывает о том, как легко обидеть слабого и сравнять с землёй беззащитного. Когда солнце показывается на горизонте, воспламеняя двор, я понимаю, что никогда не встречала такого открытого и честного человека.
Я не беру мясо в рот с той самой ночи. С той волшебной ночи, которая ни разочаровала, ни дала надежды на большее. Около четырёх утра у меня случился перелом души. Подмена истин и взглядов. Крах мировоззрения и смена точек отсчёта. Этой ночью я поняла, что я сама - журавль. И что небо - во мне.
Большее всё-таки случается. Мы играем скромную свадьбу через полгода. Плюём на возмущение моих родителей по поводу того, что Терри моложе на восемь лет. Я без конца ставлю себя на их место, бешусь и плююсь кровью, но так и не нахожу истинной причины их негодования. Разве что та, которую я отметаю наиболее старательно - эгоизм. Как хорошо было бы оставить себе взрослую одинокую дочь! Подтверждает мои догадки и то, что его родители и слова не сказали по этому поводу.