Цвет надежд — зелёный (сборник)
Шрифт:
— Да, да, да… кажется, помню. Ты еще занимался всякой коммерцией.
— Точно. — Пружина оглядел Густафссона с головы до ног. — Ну и зелен же ты, браток, скажу я тебе!
Густафссон уже привык к тому, что он зеленый. Но неверно было бы утверждать, что его совсем не покоробили эти слова. В ответ он только мрачно хмыкнул.
Пружина же и не подумал, что задел больное место.
— Это замечательно, понимаешь, замечательно, — с энтузиазмом говорил он. — Единственный в своем роде, up to date, [2] как говорится. Замечательно, высший класс. Тебе идет. Ты искупил свою вину, вот что главное. Обсуждению
2
Вполне современно (англ.).
— Никто и не возражает.
Пружина прошелся по гостиной.
— Хорошо устроился! — воскликнул он. — Красиво и up to date, как говорится. Кресла, диваны — уют и удобство. Я, пожалуй, присяду, а? Так будет удобнее разговаривать. Если, понятно, хозяйка не возражает.
— Нет, нет, садитесь, пожалуйста, господин Фредрикссон.
Опускаясь на тахту, он сделал милостивый жест:
— Зовите меня просто Пружина, хозяюшка. Так меня зовут все близкие люди, и мужчины и женщины. — Он снова повернулся к Густафссону. — Итак, ты принял свое наказание как настоящий мужчина, это первое, что я сказал, увидев тебя. И повторю это кому угодно, будь то королевский церемонимейстер или любая другая важная шишка. Ну и зелен же ты все-таки, черт побери!
— Ты это уже говорил, — напомнил Густафссон. Гость явно пришелся ему не по душе. Ингрид все еще стояла в дверях. Ей не хотелось оставаться в обществе этого человека, но и покинуть мужа она тоже не решалась.
— Да не переживай ты из-за этого! — беспечно продолжал Пружина. Он вытащил пачку сигарет, щелчком выбил из нее окурок и закурил. Пустив в комнату облако дыма, он обратил внимание на дедушкину вышивку: — «А цвет надежд — зеленый!» Именно так. Вот они висят на стене, эти слова, и это делает тебе честь, Густафссон, это твой ответ всем. Цвет надежд. Думаю, наша хозяюшка не возражает, что это так?
— Так говорится, — ответила Ингрид. — Но в отношении нас я как-то не думала об этом.
— А я тебя видел по телевизору в субботу, — продолжал Пружина. — И веришь ли, узнал с первого взгляда. Меня так и стукнуло. Да это же мой приятель, сказал я. Этого парня я знаю, сказал я. Фамилию твою я, правда, забыл, помнил только личный номер — семьсот первый. И когда ее назвали по телевизору, из-за аплодисментов я тоже толком не разобрал, очень уж там было шумно. Вся эта публика за столиками болтает о своем, они только мешают представлению, никакой культуры. Так что твою фамилию я прочел в газете на следующий день. «Густафссон, — сказал я. — Верно, Пер Густафссон. Точно, точно. Это мой приятель. Надо его разыскать».
— Вот ты и разыскал.
— Не думай, что это было так легко, но я не из тех, кто сразу сдается. Особенно если у меня родилась гениальная идея. А я-таки кое-что придумал.
Он сделал многозначительную паузу, перевел взгляд с Густафссона на Ингрид и обратно и объявил:
— Я сделаю из тебя знаменитость!
— Что?!
— Знаменитость. Человека, о котором будут говорить все. И долго еще не перестанут говорить. Ты же выступал по телеку. Тебе ясно, что это означает? Это означает, что теперь все захотят тебя видеть!
— Милый господин Фредрикссон, их желания еще не достаточно, — вмешалась Ингрид.
— Нужно еще, чтобы и я захотел выступить, — пояснил Густафссон.
— Нет, вы только их послушайте! — В голосе Пружины зазвучали нетерпеливые нотки. — Вспомни Юккмокке-Юкке. Был в Норрланде самым что ни на есть простым рабочим. Пел себе
— Что именно? — Густафссон смотрел на приятеля, открыв рот.
— Успех. Разве не ясно? Я вижу, хозяюшка уже смекнула что к чему.
Ингрид промолчала. Она мысленно подыскивала подходящие слова, ей хотелось попросить его уйти — проваливал бы куда подальше. Но она лишь засмеялась, хотя смех ее был скорее похож на рыдания.
А Пружина продолжал, ничего не замечая:
— Тебя ждут деньги. Куча денег. Ведь тебя знают все. Ты знаменитость, потому что зеленый!
— Ну что ты заладил: зеленый да зеленый, — раздраженно сказал Густафссон.
— Ну и что! В этом-то все и дело. Если за тебя взяться с умом, ты будешь нарасхват. В парках, на стадионах, на больших концертах. Это я беру на себя. Без менеджера ты пропадешь. Но тут тебе повезло, я тебя не брошу. У каждого человека в жизни бывает, как говорится, свой звездный час. Сейчас он выпал на твою долю. Деньги сами идут к тебе в руки. Ты только не зевай.
Ингрид потеряла дар речи. Чтобы не упасть, она оперлась о косяк двери. Ей казалось, что все это происходит во сне, настолько происходящее было нереальным — подумать только, является какой-то нечистоплотный делец и предлагает сделку, от которой за сотню метров разит жульничеством. Она с облегчением вздохнула, поняв, что ее муж остался глух к этим уговорам.
— Ты что, шутить сюда явился? — спросил он.
Пружина обиженно выпрямился.
— Шутить? Чтобы я позволил себе шутить над старым приятелем? Да никогда в жизни! Разве что самую малость. Но сейчас об этом не может быть и речи. Нет, брат, я говорю серьезно. Ты можешь стать настоящей звездой. Необходима только реклама и немного шума. Анонсы, интервью, фотографии — этим займусь я. Доверься Пружине. Он на этом деле собаку съел.
— Если ты шутишь, тебе не поздоровится.
— Да я серьезен как никогда. Хозяюшка, я взываю к вашем разуму. Взгляните на меня. Неужели я похож на легкомысленного человека? Или мое предложение — на темные махинации? Я сделал ему предложение, какое человек получает раз в жизни, а он, — Пружина показал на Густафссона, — считает, что я пришел сюда шутки шутить.
Услышав воззвание Пружины о помощи, Ингрид наконец-то поняла, что ей следует делать.
— Если вы говорите серьезно, я прошу вас покинуть наш дом. Если шутите, тем более.
Это было сказано весьма недвусмысленно. Но Пружина недаром был мелким торговцем и агентом всяких сомнительных предприятий, он привык, что ему не доверяют. Он был похож на куклу-неваляшку, повалить его было невозможно. Чтобы ни случилось, он тут же снова оказывался на ногах. И сейчас он продолжал как ни в чем не бывало: